Книга Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор

Нет нужды спорить о том, что современные медицинские методы дали результаты еще более ошеломляющие, нежели те, что описаны Фруассаром и Плутархом.

Не подлежит сомнению то, что в последние годы — возможно, год — объект нашего изучения пережил радикальную видовую мутацию. Было ли это следствием медицинской операции или стало возможным благодаря усилиям внутренним, неизвестно. Мы можем лишь фиксировать очевидные перемены.

Он стал проводить очень много времени в водной среде, что позволяет утверждать, что водная среда стала для него родной стихией. Более того, вне водной среды он чувствует себя неуютно, его движения порывисты, он словно стремится скорее вернуться в воду.

Заслуживает внимание наблюдение австралийского ученого за поведением кайманов — находясь на берегу, кайманы либо впадают в спячку и могут часами оставаться неподвижными, либо приходят в неестественное возбуждение и производят порывистые движения.

Любопытно, что у рептилий период роста — особенно период роста хвоста — отмечен радикально агрессивным, непредсказуемым поведением. В последние месяцы предметом нездоровых спекуляций стало некое утолщение в области поясницы у объекта наших наблюдений. Кое-кто заговорил о раке позвоночника, оправдывая утолщение тем, что на пояснице у объекта наблюдения прикреплен компресс. Однако такое предположение не выдерживает научной критики. Разумеется, речь идет о процессе трансформации позвоночника и о росте хвоста, который приходится прятать. Этот тяжелый для организма процесс мутации скелета и кожных покровов, трудно скрыть, но были приложены все усилия. Превратно истолкованные операции на лице не имели ничего общего с косметическими уколами, но были сделаны для ликвидации (или, точнее, смягчению эффекта) внешних изменений лица, трансформации, которая могла бы напугать.

Взгляд у него, разумеется, изменился необратимо, приобрел нечеловеческую силу; но внешний вид объекту удается поддерживать в привычном состоянии.

Сегодня можно говорить о том, что процесс мутации завершен. Он стал крокодилом. Речь пока сохраняется, и лишь настоятельная потребность в воде стала критичной, и хвост спрятать трудно. Когда немецкий коллега случайно увидел под столом хвост, он воскликнул: но он же не такой как все!

Вышесказанное позволяет увидеть сегодняшний день иначе и относиться с пониманием к процессам истории».

31 июля. Первый шаг к миру

Перестать врать.

Следует ввести миротворческие войска в редакции оголтелых газет и остановить ежедневное агрессивное вранье изданий Однако, Завтра, Известия, Лимонки, Первого канала — и соответствующих им украинских.

Ежедневные призывы убивать, дикие анализы неизбежности передела мира, — все это следует пресечь принудительным порядком.

Провоцировать большую войну и объяснять ее неизбежность — преступление. Пока войны нет. При реальном штурме Донецка погибнет не десять и не сто человек. Когда война, то при штурме города с миллионным населением, погибает двадцать тысяч людей. (В Дрездене и Гамбурге погибло намного больше, но это крайность). Звать такую войну и желать смерти очень многим людям, ради того чтобы отомстить за уже убитых — бессовестная провокация.

Журналисты, которые зовут к убийству, должны быть изолированы от общества.

Врать вообще нехорошо. Но врать, готовя смерть другим людям, преступно.

В прессе таких преступников очень много.

Произведена дебилизация населения — с нее начинается мобилизация.

У готовящейся войны нет никаких причин, помимо материального интереса ограниченного числа несимпатичных лиц.

Умирать и убивать за эти интересы — глупо.

Разжигать ненависть в народе — подло.

Никакой программы геноцида русского населения в Украине нет. Это ложь; словом «геноцид» нельзя спекулировать — это преступно.

Государство украинское за двадцать три года формальной свободы не вполне сложилось, но это не повод Украину разрушать.

За двадцать три года капитализма в России не сложилось никакой экономики — не сложилось промышленности и сельского хозяйства. А денег было столько, сколько за всю историю не было. Однако никакой продукции, помимо той, которой убивают людей, не производят.

Подумаешь, дело какое: государства не сложилось! В России за сто лет бесшовных труб произвести не умели, а это большая страна — могла бы и научиться.

Нет в Донецке никакого социализма, никогда уже не будет, взяться социализму там неоткуда. Те, кто воюют, не имеют к рабочему классу никакого отношения.

Кроме этого, не может быть социализма, построенного внутри капиталистической империи, которая ничего не производит, но занимается спекуляцией ресурсов.

Помимо этого, так называемый «рабочий класс» (хотя воюет отнюдь не рабочий класс) уже давно не имеет никакого отношения к социалистической идее. В условиях финансового капитализма работа на руднике — это бессмысленный рабский труд, считать этот труд критерием общественных отношений — нонсенс. Проблема, стоящая перед обществом, заключается в том, чтобы избавиться от рабского труда, а вовсе не в том, чтобы его закапсулировать, объявив честным эталоном социума.

Спекулировать всем этим ради захвата власти и передела финансовых рынков — крайне бессовестно.

Я пишу это, обращаясь к российской публике, которую знаю, и по поводу российской прессы, которую читаю, — но уверен, что сходные вещи можно сказать, обращаясь к украинской пропаганде.

Остановите войну.

Перестаньте кликать большую беду.

Хватит врать.

2 августа. Война вместо рынка

Некоторые возбужденные люди полагают, что сегодня пишет «другой Кантор» — им кажется, что за время борьбы с мятежной Украиной я поглупел, а они — очень поумнели. У них открылись глаза, а я ослеп.

Или меня за этот период купил Госдеп.

Прежде я был против нео-либерализма и против грабежа народа. А сегодня народного военного энтузиазма не поддержал.

Попробую объяснить. Попробуйте понять. Это просто.

Я никогда не поддерживал то, что сегодня по ошибке именуют «народом» — то есть, я никогда не поддерживал толпу. Нельзя эти понятия путать — народ это совсем не толпа.

Между страстями толпы и жизнью народа — пропасть. Народ доводят до состояния толпы — в такие моменты, когда у власти нет средства кроме войны, чтобы спасти свою шкуру.

Во время насильственной либерализации экономики — смотреть на унижения людей было невыносимо. Убивали промышленность, разрушали города. Промышленность так и стоит убитая. А дешевого жилья нет и уже никогда не будет.

Смотреть, как унижают народ либеральным феодализмом — было противно. Жадная «элита» и ее обслуга игнорировали людей, жизнь объявили довеском к рынку.

И людей унизили. Потому что совсем не всем людям нужен рынок. Рынок это не ценность — это инструмент. Было бы нелепо отрицать рынок как инструмент, но, примененный как критерий человеческой состоятельности, — рынок ужасен. Народ в России (изначально лишенный инициативы, крепостной люд — это ведь не поменялось) был рынком смят. И людям говорили, что их унижение — это правильно.