Книга Человек со звезды - Сергей Абрамов

– Я бы тебе еще принес, – усмехнулся Александр Павлович, – подумаешь, проблема… Красиво-то оно красиво, да только цветы без стеблей, знаешь, как-то…

– Дело вкуса, – сказала Валерия. – А вы познакомьтесь, познакомьтесь, раз уж увиделись… – Чем-то она там шуршала, погромыхивала: готовилась к выходу «в свет». – Наташа. Александр Павлович… Да, Наташа, знаешь: Александр Павлович работает в цирке, он – фокусник.

– Иллюзионист, – поправил Александр Павлович.

– Есть разница? – удивилась Валерия.

– Смутная…

Девочка послушно стояла перед Александром Павловичем. Он достал из кармана пачку «Явы», выбил на ладонь сигарету:

– Смотри.

Взмахнул рукой – исчезла сигарета. Снова взмахнул – опять появилась. Запер ее в кулаке, вытянул руку, медленно-медленно разжал пальцы – пусто.

Наташа следила за ним завороженно…

– Что вы там молчите? – спросила Валерия.

– У нас дело, – ответил Александр Павлович.

Он щелкнул зажигалкой, затянулся. Держа горящую сигарету двумя пальцами, как и положено: средним и указательным – он сгибал и разгибал их, и сигарета послушно пропадала и вновь возникала – только качался в стоячем комнатном воздухе зыбкий табачный дымок.

Старый-престарый фокус: ловкость рук – и никакого мошенничества…

Валерия наконец-то вошла в комнату.

– Курил?

– Ни в коем случае! – с ужасом сказал Александр Павлович и как бы в подтверждение поднял руки: сигареты в них не было. – При ребенке! Как можно!..

Наташа восхищенно засмеялась, и Александр Павлович отметил, что это впервые с того момента, как он пришел.

– А дым откуда? – Валерия резко повернула его ладонь: с тыльной стороны ее, зажатая пальцами, еле держалась сигарета. – Иллюзионисты липовые…

– Разоблачили, – признался Александр Павлович. – Значит, не судьба… Ничего, Наталья, я знаю еще двести семьдесят три абсолютно неразоблачаемых фокуса и все тебе покажу. Хочешь?

Она кивнула.

– В другой раз, – сказала Валерия. – Нам пора… Наташа, если успеешь сделать уроки – в девятнадцать десять по второй программе «Клуб кинопутешественников». И не забудь погладить белье, там немного… Пока.

– И еще почини звонок, – добавил Александр Павлович. – Он заедает.

Валерия удивленно посмотрела на него.

– Пожалуй, этого она не сумеет…

– Да что ты говоришь?! – изумился Александр Павлович. – А я-то думал, что звонок для нее – так, семечки… Ладно, Наталья, не грусти: «Клуб кинопутешественников!» – штука посильнее, чем «Фауст» Гете. Звонок я сам починю. В следующий раз. Я умею. А фокусы от нас не убегут…

Уже в машине он спросил Валерию:

– Она у тебя вундеркинд?

– Обыкновенный ребенок. А что тебя не устраивает?

– Наоборот, я потрясен. Все сама и сама…

– Не все, – засмеялась Валерия, – звонок, видишь, не может.

– Кого ты из нее делаешь? – серьезно поинтересовался Александр Павлович.

– Человека, Сашенька, милый, человека.

– Себя?

– А чем я плоха?

Отшутился:

– Плохо ко мне относишься.

Поддержала шутку:

– Как заслужил…

Он вел машину и курил сигарету – ту, что осталась от фокуса. Он-то знал, что не заслуживает хорошего отношения. Но откуда об этом знала Валерия?

2

Александр Павлович сидел в своей гардеробной в цирке и смотрел в окно. Сентябрь уж наступил. Еще зеленое, но уже немножко желтое дерево – ясень, кажется, – шелестело под теплым по-летнему ветром, иногда залетавшим ненадолго в гардеробную Александра Павловича. Где-то внизу утробно ревели медведи.

До премьеры, до открытия сезона оставалось десять дней.

Александр Павлович приехал в цирк сразу после своего отпуска, и так уж получилось, что одним из первых. Можно было, не считаясь с обычно ограниченным репетиционным временем, «прогнать» аттракцион, даже можно было сделать это днем, а не ночью – в привычный для иллюзионистов час; потому что в цирке почти никто не появлялся и не стоило опасаться любопытных. Но мучительно не хотелось работать…

Александр Павлович изучал ясень и вспоминал вчерашний ночной разговор с Валерией. Он сам на него напросился, завел его, когда уже за полночь подъехали к ее подъезду, сидели в темной машине; Александр Павлович неторопливо курил, сбрасывая пепел за окно.

– Как тебе люди? – спросил он.

Они «гуляли» в его компании, а вернее, даже не в его – в компании его приятеля-сценариста, что-то пили, чем-то, естественно, закусывали, о чем-то пустом болтали – уже и не вспомнить о чем, а ведь как копья ломали!..

– Люди? – Александр Павлович не видел Валерии, но по голосу почувствовал, что она улыбнулась. – Там был только один человек. Твой приятель. Он, я поняла, умница. А остальные – трепачи и бездельники.

– Ты же их не знаешь. – Он вдруг почувствовал обиду за этих людей, к кому, по совести, ничего не испытывал, кроме банального житейского любопытства. Два-три актера, не раз виденные им в кино, два-три писательских имени – из тех, что всегда на слуху, и еще пяток неизвестных…

– Саша, милый, их и не надо знать, их довольно послушать… Ты же сам так думаешь, только почему-то обижаешься.

– Я так не думаю. Я не умею делать выводы после первой встречи. В конце концов, и про меня и про тебя кто-то мог так же подумать.

– Про тебя – да, ты болтал как заведенный. А про меня – нет, я весь вечер промолчала. Скорее про меня решили, что я дура, темная инженерша, до их уровня не дотягиваю.

– А ты дотягиваешь?

– Саша, не злись, не надо… Помнишь анекдот про солдата, который совместил пространство и время? Ну помнишь: он копал канаву от забора до обеда?.. Мы измеряем наши уровни – я имею в виду себя и тех людей – в разных единицах, в разных координатах. Бесполезно сравнивать.

– И чьи же координаты лучше?

– Да ничьи не лучше. Они просто разные, понимаешь, разные. Есть пространство Эвклида, и есть, например, пространство Римана, и глупо выяснять, какое лучше.

– У Римана, помню из физики, посложнее…

– Дело не в сложности: для каждого пространства свои законы, свои задачи, свои ответы в учебнике.

– Интересно, из какого ж это я пространства?

Валерия засмеялась.

– Тебе интересно?.. Ты из нашего пространства, из земного, из привычного, – потянулась к нему, обняла, голову на плечо положила.

Александр Павлович чуть отодвинулся: курить ему было неудобно. А разговор почему-то раздражал.