Книга Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Глава 10Эра Папена

Новое правительство было сформировано так же поспешно, как и кабинет Брюнинга двумя годами раньше. Через два дня после отставки Брюнинга – 1 июня – официальное коммюнике сообщило о назначении новым канцлером Франца фон Папена. Гейл стал министром внутренних дел, Шлейхер – министром рейхсвера, Вармбольд – министром экономики, барон Магнус фон Браун – министром сельского хозяйства, а барон Пауль фон Эльц – Рюбенах – министром почт. На следующий день Нейрат принял министерство иностранных дел, баварский министр юстиции доктор Франц Гюртнер – портфель министра юстиции, а бюджетный эксперт министерства финансов граф Люц Шверин фон Корсиг стал министром финансов. Шлейхеру удалось сплести свою паутину.

Тем не менее Гинденбург не был полностью убежден, что Папен обладает качествами, необходимыми для канцлера. Он провел довольно много времени со Шлейхером и Мейснером, обсуждая другие возможные кандидатуры: Вестарпа, Гейла, Гёльдерера, графа Брюннека. Но Шлейхер проявил мастерство быть убедительным, и Папен все же был назначен на пост канцлера как человек, обладающий всем необходимым для того, чтобы найти общий язык с нацистами. К тому же, и по мнению маршала, Папен все же имел и ряд положительных черт: он принадлежал к старой вестфальской земельной аристократии, служил офицером Генштаба в прусской армии, являлся консерватором, близким к национальным кругам. Будучи центристом, в 1925 году он поддержал Гинденбурга, а не Маркса. Он призывал «Центр» помочь втянуть нацистов в ответственное сотрудничество с правительством – точно так же его партия раньше работала с социалистами. Одновременно он потребовал, чтобы «Центр» оказал помощь в создании нового консервативного блока из остатков либеральных партий. Папен убеждал, что только «подобный блок может восстановить наше здоровье и помочь установить контроль над политическим хаосом, в который нас бросила веймарская демократия своей искусственной механикой». Эти мысли были эхом собственных надежд Гинденбурга, поэтому он согласился со Шлейхером, что Папен, будучи опытным консерватором, обладающим военной решимостью, будет знать, как управляться с нацистами, сохранив уважение и поддержку партии «Центра».

До принятия окончательного решения президент настоял на встрече с партийными лидерами. Такие консультации были для него вовсе не простой вежливостью, данью сложившейся практике. Он считал их необходимыми для того, чтобы «прикрыть» себя от любых обвинений в неконституционных действиях. В то же время они должны были укрепить его уверенность в том, что у него не было другой альтернативы, кроме назначения непартийного правительства, как это предлагал Шлейхер. Как бы уверен ни был генерал, Гинденбург продолжал сомневаться и тревожиться. Почти все его посетители уходили с убеждением, что маршал глубоко обеспокоен новым риском, на который его вынудили пойти.

30 мая первым визитером после Брюнинга – то есть спустя всего несколько часов после отставки канцлера – стал президент рейхстага Лёбе. Мейснер попросил его, «поскольку это была обычная процедура», обсудить с президентом вопрос о новом правительстве, но при этом дал ясно понять, что считает такой разговор пустой формальностью. Сейчас, когда жребий был брошен, статс – секретарь хотел облегчить тяжесть, которая легла на плечи президента, и поддержать его в решении назначить канцлером Папена. Если Гинденбург снова передумает, возникнет много новых трудностей. Мейснер сделал попытку стать неким буфером в переговорах с партийными лидерами, направляя беседу, отвечая на вопросы, стараясь не подпускать к президенту особенно рьяных критиков. Гинденбург слушал молча. Он был крайне озабочен и напряжен. Иногда он только заставлял себя пробормотать несколько слов извинения.

Придя к президенту, Лёбе застал его беседующим с Мейснером. Мейснер был полон уверенности: будет сформировано новое консервативное правительство, для нацистов оно будет терпимым, рейхстаг распущен не будет. Только один раз президент вмешался. Когда Лёбе спросил, не будет ли уход Брюнинга чреват серьезными осложнениями на дипломатическом фронте, маршал сказал, что не оставляет надежды уговорить Брюнинга остаться на посту министра иностранных дел.

После Лёбе пришли два лидера социалистов – Брейтшейд и Вельс. Беседа покатилась по тем же рельсам и велась в том же ключе, что и с президентом рейхстага. Гинденбург заговорил лишь однажды, когда коснулись вопроса, в котором он чувствовал себя уверенным. Брейтшейд подчеркнул необходимость соблюдения конституции, когда будет сформировано новое правительство. Президент сразу вмешался и заявил, что его пост должен быть достаточной гарантией того, что он никогда не станет действовать неконституционными методами.

Следующими посетителями стали Гитлер и Геринг. Они заверили президента, что поддержат любое правительство, которое будет опираться на сильную «национальную» основу. Такая основа, в этом у них не было сомнений, могла быть создана только путем отмены декрета, запрещающего СС и СА, и гарантии новых выборов. Если верить записям в дневнике Геббельса, Гинденбург заверил, что оба эти требования будут выполнены, но в официальной записи беседы ничего подобного нет.

На следующее утро Гинденбург встретился с двумя представителями партии «Центра». Монсеньор Каас намекнул на создание правительства правых: нацистов и немецких националистов, наконец, следует заставить взять на себя груз ответственности. И все же, хотя они должны, в конце концов, осознать проблемы Германии, «Центр» в рейхстаге будет против такого правительства. Получив информацию о планах Гинденбурга сформировать президентский кабинет без нацистов, Каас решил, что партия «Центра» займет выжидательную позицию. Ни один из центристов в кабинет не войдет, а значит, и участие Брюнинга в новом правительстве обсуждению не подлежало.

За лидерами «Центра» последовали два представителя Немецкой национальной партии. Они выразили готовность партии сотрудничать с правительством правых. Гугенберг, памятуя о своем разочаровании в отношении Гитлера, сомневался, что Гитлер будет поддерживать такое правительство долгое время. Затем последовали переговоры с представителями мелких партий, в результате которых также не было сформулировано никаких новых конкретных предложений. Вестарп, говоря от имени консерваторов, снова напомнил Гинденбургу о том, что выбранный им курс является чрезвычайно рискованным. Не только социал – демократы, которых Брюнинг держал в узде, займут более радикальную позицию – новые выборы ликвидируют около сотни депутатов от небольших умеренных партий, которые составляли своеобразный буфер между правыми и левыми. Маловероятно, что новое правительство справится со своими обязанностями лучше, чем правительство Брюнинга, наоборот, оно будет значительно слабее, потому что его дееспособность будет зависеть от неопределенных настроений нацистов. Чтобы обеспечить их более или менее продолжительную поддержку, Брюнинг порекомендовал пригласить их в состав правительства.

Мейснер отмахнулся от предостережений Вестарпа, но Гинденбург слушал очень внимательно и одобрительно кивал. Когда его старый друг, всегда пользовавшийся доверием, ушел, маршал отбросил привычную сдержанность. Он признался, что находится в ужасном положении. Кого следует назначить канцлером? У Вестарпа сложилось впечатление, что маршал обращается к нему в слабой надежде, что ему подскажут свежее решение, но граф хранил молчание. Он не мог предложить назначить канцлером себя, потому что знал, что его кандидатура была рассмотрена и, очевидно, отвергнута. Да и любое предложение, как писал он позже, ничего не могло изменить: все уже было решено.