Книга Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий

Ж е н щ и н а: Кажется, собачка, нас с тобою куда-то упекли…

Сергеев продолжает молчать. Любопытство женщины все заметнее сменяется настороженностью. Похоже, что они едут по какому-то городку или поселку — фары высвечивают углы аккуратных белых домиков, аллейки, асфальтовые дорожки. Но окна домиков темны, и всюду мертвое безлюдье.

Наконец свет фар останавливается на крыльце двухэтажного старинного особняка — и стихает выключенный мотор.

С е р г е е в: Одну минуту.

Он выходит из машины. Сидя в машине, женщина наблюдает, как Сергеев отпирает маленькую дверцу под крыльцом, исчезает в ней — и появляется вскоре со связкою ключей.

С е р г е е в: Можно выходить.

Ж е н щ и н а: С вещами?

Но Сергеев, поднявшись на крыльцо, уже отпирает ключом из связки большую парадную дверь. Он молчит. Женщина берет сумку.

При свете карманного фонарика они идут какими-то коридорами. Повороты, ступени, перила. Звякнув ключами, Сергеев отпирает очередную дверь. И женщина с собачкой входят за ним в помещение, в котором Сергеев зажигает наконец обычный электрический свет.

Это небольшая — гостиная и спальня в алькове — квартира, обшитая светлым деревом. Бар, камин, горка, шкуры на стенах, стол с резными стульями. Электрическая плита в прихожей, дверь в санузел. Широкое зашторенное окно.

Женщина с иронической усмешкой оглядывает помещение.

Ж е н щ и н а: Понятно. Сбереженное наследие прошлого? База отдыха новой номенклатуры?.. Сколько же за это надо платить? И — чем?..

Сергеев открывает холодильник и бар, показывая их содержимое, включает, проверяя, конфорку плиты.

С е р г е е в: Тем, что свой следующий вопрос вы отложите до утра.

Ж е н щ и н а: А сегодня — молча в койку?

С е р г е е в (словно не замечая ее резкости): Сегодня — ужинать и спать. Вы устали. Спокойной ночи.

Он выходит, и за ним щелкает дверь.

Минуту женщина стоит, прислушиваясь, затем на цыпочках переходит к двери. Дергает ручку. Сильнее. Дверь заперта.

За шторами — мокрое стекло и чернильная темень. Только шумит где-то близко море.

При свете фар Сергеев открывает ворота гаража. Загоняет туда свою машину. В большом гараже она не одинока. Здесь два микроавтобуса, грузовик. Бульдозер. Новенький черный БМВ.

На столе недопитый сок, остатки еды в тарелке. Вылизанное блюдце — под столом, возле него спит собачка. Туфли на ковре. Женщина тоже спит, одетая, на нерасстеленной кровати. Светло. Тихо.

Какой-то звук, похожий на голос трубы, пробивается с улицы. Женщина открывает глаза. Прислушивается. В звуке все явственнее угадывается утренний сигнал горна.

Женщина поднимается, отдергивает штору. Свет заливает комнату, за шторой обнаруживается балконная дверь. Открыв ее, женщина выходит на балкон.

Яркое солнце, ясное небо, ослепительно белеющие стандартные спальные корпуса, море за набережной, силуэт Медведь-горы слева, внизу — площадка с высоким флагштоком, и как ночью — ни единого человека. Только Сергеев стоит под балконом.

Женщина стоит на балконе, ошеломленно глядя на это чудо.

А вслед за горном из мощного динамика на столбе грянул гимн Советского Союза. Завертелась маленькая электролебедка у подножья мачты — и торжественно поползло вверх красное полотнище флага СССР.

— Пионерский лагерь «Ай-Петри» приветствует ребят, приехавших со всех уголков необъятной страны к Черному морю! — звучит бодрый, магнитофонный голос дикторши. — Отличного настроения вам, мальчики и девочки, веселого отдыха и отменного здоровья! А теперь прослушайте распорядок дня…

Сергеев идет к балкону.

— …подъем, зарядка, пионерская линейка, завтрак, — продолжает вещать дикторша.

«…дружбы народов надежный оплот» — вторит ей текст гимна.

Женщина смотрит с балкона на Сергеева, и лицо у нее счастливое и светлое, как это солнечное утро.

Ж е н щ и н а: Теперь я могу задать свой вопрос?

С е р г е е в: Да.

Ж е н щ и н а: Волшебник, как тебя зовут?

С е р г е е в: Дмитрий. А вас?

А н н а: Не может быть! Правда?

С е р г е е в: Правда, а что?

Ж е н щ и н а: Ничего. А меня — Анна. Подождите, я сейчас!

И она исчезает за перилами балкона.

В белой блузке, с распущенными волосами, Анна выглядит помолодевшей. Они завтракают за столом, накрытом белоснежной скатертью и сервированным — в отличие от бесконечного ряда других с перевернутыми на них стульями. Огромное помещение столовой пронизывает солнце, за стеклянными стенами — море, гора, кипарисы.

Анна вдруг усмехается недоверчиво.

А н н а: Нет, по-моему, на самом деле я все еще сижу в аэропорту, промокшая, голодная. Задремала под дождь, и мне все это — снится, снится… Это правда — сон?

С е р г е е в: Пусть — сон, если вам так хочется.

А н н а: Пусть. (Она допивает кофе.) Так проще. А что мне еще сегодня должно присниться?

С е р г е е в: Сны у нас — по распорядку дня.

А н н а: Подъем и завтрак уже были, а теперь?

С е р г е е в: Теперь — экскурсии по интересам. Гурзуф, Ботанический сад, пещеры Чуфут-кале…

А н н а: А может быть такой интерес, чтобы отсюда никуда не выезжать?.. А то вдруг я проснусь, а ужасно не хочется.

Сергеев, кивнув, складывает крахмальную салфетку.

С е р г е е в: Вы готовы?

А н н а: Всегда готова! (Она встает, оглядывается.) А куда собачка делась?

С е р г е е в: Собачки здесь самостоятельные. Найдется.

Они выходят из столовой.

У входа их ожидает запряженный экипаж — открытое лаковое ландо с пожилым ливрейным возницей на облучке.

— Доброе утро, Анна! — раздается незнакомый мужской, уже «живой» голос из динамиков на столбах. — Карета прошлого приглашает тебя совершить путешествие по стране твоего солнечного пионерского детства. А поможет нам в этом — песня…

«Вместе весело шагать по просторам, — грянул за этим детский хор, — по просторам, по просторам…»

Анна и Сергеев садятся в экипаж.

Зеленые аллеи, спортплощадки, кварталы светлых корпусов. Стенды, лозунги и скульптуры, так привычные еще недавно и столь странные сегодня. Ни души. Кажется, здесь все вымерло внезапно, и в этом вымершем городке остановилось время.

Коляска медленно едет по асфальтовой дорожке.

А н н а: Здесь, правда, что-то изменилось. Ничего не узнаю… Нет, вот эта площадка с эстрадой, кажется, была. Здесь нам, старшим, по вечерам разрешали устраивать танцы… А почему так пустынно? Неужто мы здесь совсем одни?