Книга Тайна Ребекки - Салли Боумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – спросила я, зная, что человек, сидевший рядом со мной, все перепроверил несколько раз.
– Я просмотрел все документы. Два брата Ричарда Слейда все еще живут там, и мне удалось поговорить с ними насчет того несчастного случая. Джек Девлин был прекрасным наездником, и мне хотелось узнать, сел ли он на необъезженную лошадь в тот день, как уверял меня Фейвел. Выяснилось, что нет. «Почему его лошадь могла вдруг понести?» – спрашивал я их. Ричард Слейд не ответил на этот вопрос во время дознания. И его братья тоже.
«Есть много причин, из-за которых лошадь может вдруг обезуметь», – подумала я. «Мой отец пытался взнуздать, оседлать и стреножить меня», – вспомнила я строки из дневника Ребекки.
– Такое случается и с самыми опытными наездниками. Что тут странного? На что ты намекаешь?
– Ни на что.
Том по-прежнему смотрел в сторону. Теперь начинался прилив, и река снова стала шире и полноводнее. Какое-то время мы сидели молча, пока Том не заговорил:
– Зачем Ребекка пошла на это? Зачем объединила две истории в одну? Смерть отца и смерть конюха? Не могу понять. В дневнике написано: «Он проверил все и посмотрел на меня…»
– Она тогда была убита горем, Том, – ответила я. – Находилась в невменяемом состоянии после смерти отца, даже пыталась покончить жизнь самоубийством. И ей трудно было снова возвращаться к тому происшествию. Это сразу видно по ее записям. Ей удалось заставить себя сделать это, только избегая подробностей. А может, она считала, что несчастный случай был подстроен им самим. Своего рода форма самоубийства. Что вполне возможно. Так что косвенно она все равно сказала правду. Ребекка так частенько поступает – или мне кажется, что она прибегает к такому приему.
– Это один вариант. Другой – проще. Она лжет.
Его слова ошеломили меня. И рассердили. Мне запомнились слова Ребекки: «Надо расплачиваться за свои долги».
– Ты сам не веришь в это обвинение, – резко ответила я. – На каком еще обмане ты ее поймал? Получается, что и отец, и конь стали ее жертвами? Такое впечатление, что ты пытаешься встать на чью-то сторону.
– А ты нет? – так же резко спросил он.
Рано или поздно люди принимают чью-то сторону. Я не один раз следила за бракоразводными процессами, которые проходили в Керрите. Либо черное, либо белое; одни считали виноватым только мужа, другие винили исключительно жену.
– Нет, я не пытаюсь встать на чью-то сторону и вынести суждение, – повторила я. – Я просто пытаюсь услышать Ребекку.
– Разве не тем же самым занимаюсь и я?
– В данный момент нет. В тебе заговорило предубеждение.
– Да, видимо, я позволил прошлому вторгнуться в настоящее, – как всегда сдержанно говорил Том. – Моя приемная мать, Мэй Галбрайт, сделала все, чтобы держать меня подальше от Ребекки, – только теперь я осознал почему. Одна встреча, и все. Я долго ломал над этим голову. Мэй не относилась к числу собственниц или ревнивиц. И я предполагал, что она удерживала меня от общения с Ребеккой, чтобы сохранить все в тайне, но сейчас думаю иначе: может быть, она старалась держать меня подальше от Ребекки, чтобы уберечь?
– От чего?
– Многие мужчины, оказавшиеся рядом с Ребеккой, заканчивали свою жизнь трагическим образом, – ответил он. – Тот парень в Бретани утонул или его утопили? Максим. Ее отец. Конюх двадцати одного года от роду. Даже братья моей приемной матери – помнишь, Ребекка упомянула, что у Мэй было три брата? Все они умерли молодыми. Один в Первую мировую войну, второй сорвался со скалы. Третий покончил с собой незадолго до того, как Мэй усыновила меня. Иными словами, вскоре после того, как Ребекка вышла замуж. Не хочу сказать, что у нее был «дурной глаз», но это была какая-то роковая женщина, и она, несомненно, многим желала смерти…
– Нельзя обвинять Ребекку в том, что паренек погиб в Первую мировую войну – тогда погибли миллионы, – тут же бросилась я защищать Ребекку. – Даже представить себе не могла, что подобная мысль придет тебе в голову.
– И мне тоже, – ответил Том, и тень улыбки промелькнула у него на губах. Он поднялся. – Но давай больше не будем говорить на эту тему, Элли. Я решил – хватит гадать. Мне надо поехать в Бретань. Есть еще сотни вопросов, на которые здесь нельзя найти ответа. Сегодня я исписал два листа вопросами. Например, можно ли считать Джека Девлина отцом Ребекки? Почему он оставил ее мать? Узнал ли что-нибудь Максим о родителях Ребекки? Учитывая, какой смертью умер Лайонел…
Я не дала ему закончить перечисление:
– Девлин – отец Ребекки, в этом нет сомнения. И мне кажется, что он узнал, что Лайонел был любовником Изольды – ему могли попасться на глаза его письма. Тогда он решил, что ребенок, которого ждет Изольда, может быть не его, и уехал…
– Один вариант прочтения, но есть и другие. – Том пристально посмотрел на меня, помедлил, словно размышлял над тем, стоит ли продолжать этот разговор, а затем его тон изменился. – Прости, – уступил он. – Конечно, во мне заговорило предубеждение. Вернемся в церковь?
Я видела, что ему не хочется больше говорить на эту тему, – очень мудрое решение. Мы уже были на грани ссоры, и мне не хотелось портить последний вечер, проведенный вместе. Мне не хотелось, чтобы Ребекка встала между нами в тот момент, когда осталось так мало времени до расставания.
Том протянул руку и помог мне подняться. Похоже, его тоже огорчило, что между нами проскочила тень непонимания. Именно в этот момент его тон изменился, или мне так сейчас кажется, когда я оглядываюсь назад.
По дороге к церкви мы обогнули могильные холмики. Стояла необыкновенная тишина, и мне хотелось насладиться прогулкой, поэтому я шла очень медленно. И боялась посмотреть в его сторону, чтобы не выдать чувства, охватившего меня. Его можно было бы определить только словом «тоска», которое сердило меня саму. Мне хотелось утаить свои чувства и мысли, как это делал Том, проявить такую же сдержанность, что разрушало настроение еще сильнее, чем ссора.
В молчании мы проходили мимо надгробных плит. Серебристая лента реки сверкала внизу. Церковные часы отбили час, и я спросила Тома, когда он собирается вернуться в Кембридж и о его работе. К моему удивлению, он ответил очень обстоятельно. А я пыталась представить его почти монашескую комнатку на первой лестничной площадке в Кинге, всю заставленную книгами, и библиотеку, где он, склонившись над фолиантами, проводил большую часть времени.
Если в будущем я не смогу встречаться с ним, то по крайней мере смогу представить, чем он занимается в ту или иную минуту. И его образ в Кембридже отчасти сливался с моими собственными воспоминаниями о тех местах, когда я однажды зимой навещала Розу. Башенки возвышались в тумане, снег лежал на берегу реки, из-за восточного ветра стоял холод, и огни в здании колледжа светили зазывно и заманчиво. Мне вспоминалось все это как мираж, но я ему ничего не сказала.
Мы вошли в церковку и миновали надгробную плиту де Уинтеров. Я взялась за дубовые поручни, думая о том маленьком мальчике, о глазах цвета моря и о том, как Ребекка стояла рядом с Томом. И мы оба – я почувствовала это – жалели об утраченной возможности.