Книга Смертельное путешествие - Кэти Райх

Руби кивнула.

– Я желала им всяческого зла. Желала, чтобы они сгорели в аду. Думала – «если глаз твой соблазняет тебя, вырви его». Вырвала их из своей жизни.

Со двора донесся приглушенный лай Бойда.

– Когда Инек скончался, Господь коснулся моего сердца. «Не судите, и не судимы будете; не осуждайте, и не осуждены будете; прощайте, и прощены будете».

Руби глубоко вздохнула.

– Мать Илая умерла шесть лет назад. Мальчик остался один, и я взяла его к себе.

Она опустила глаза, но тут же прямо взглянула на меня.

– «И враги человеку – домашние его». Илай меня ненавидит. Ему доставляет удовольствие изводить меня. Он знает, что я горжусь этим домом. Знает, что вы мне нравитесь. Он просто хотел досадить мне.

– Может быть, он просто хочет внимания.

«Посмотри на мальчика», – подумала я, но вслух этого не сказала.

– Может быть.

– Уверена, он со временем образумится. И не беспокойтесь о моих вещах. Ничего не пропало. – Я сменила тему. – В доме еще кто-нибудь есть?

Руби покачала головой:

– Мистер Макмагон вроде бы поехал в Шарлотт. Мистера Райана я сегодня весь день не видела. Все остальные выехали.

И снова я услышала лай.

– Бойд доставлял беспокойство?

– Пес сегодня просто несносен. Его следовало бы поучить. – Руби оправила юбку. – Я отправляюсь в церковь. Принести вам ужин, прежде чем уеду?

– Да, будьте добры.

Жареная свинина и пудинг из сладкого картофеля успокоили меня. Панический страх, побудивший очертя голову мчаться в подступающей темноте, сейчас уступил место гнетущему чувству одиночества.

Я припомнила, как звонила Питу, как услышала в трубке женский голос, и поневоле задумалась – отчего звук этого голоса был для меня словно удар под дых? Да, я распознала в нем ту блаженную сонливость, которая наступает после бурного секса, – но что в этом такого? И я, и Пит – взрослые, самостоятельные люди. Я ушла от него. Он волен встречаться с кем пожелает.

Не осуждайте, и будете счастливы.

Интересно, какие чувства я на самом деле испытываю к Райану? Он, конечно, скотина, но, по крайней мере, скотина обаятельная, хотя мне и не по вкусу его пристрастие к табаку. Он умен, остроумен, забавен. А еще потрясающе красив, но при этом совершенно не сознает, как воздействует его внешность на женщин. И неравнодушен к людям.

Ко многим.

Например, к Даниэль.

Так почему же я начала набирать номер Райана одним из первых? Просто потому, что он был поблизости, или оттого, что он для меня больше чем товарищ по работе, потому что он – тот, к кому я могла бы обратиться за помощью или утешением?

Я вспомнила Примроуз, и вновь меня охватило раскаяние. Я втянула ее в эту историю, и теперь она мертва. Ее убили из-за меня. Тяжесть вины была нестерпима, и я точно знала, что это чувство останется со мной на всю жизнь.

Хватит. Прочти письмо, которое принесла Руби. Там наверняка благодарность за лекцию и пространные речи о том, как великолепно она была прочитана.

Я не ошиблась. Помимо того, в конверте оказалась вырезка из студенческой газеты с фотографией, на которой были изображены я и Саймон Мидкиф. Сказать, что я выглядела зажатой, – все равно что назвать Оливию Ойл слегка худощавой[109].

Зато Саймон Мидкиф явно был в ударе. Всматриваясь в его лицо, я гадала, что было у него на уме в тот день. Прислали его что-то выведать или он явился по собственной инициативе? Мы, антропологи, нередко посещаем лекции друг друга. Не Саймон ли отправил мне факсом список кодовых имен? Если да, то с какой стати он вдруг решил выдать свою причастность к этому делу?

Мои размышления прервал заливистый лай.

Бедняга Бойд. Единственное живое существо в целом мире, которое неизменно мне предано, а я бессовестно забросила его. Глянула на часы – двадцать минут девятого. Как раз успеем прогуляться до девяти. Пока не приедет Кроу.

Я заперла ноутбук и дипломат в шкаф – на случай, если Илаю вздумается повторить выходку. Потом набросила куртку, схватила фонарик и поводок и направилась вниз.

Ночь уже вступила в свои права, рассыпав по небу мириады звезд, но луна еще не взошла. Фонари на крыльце едва разгоняли темноту. Я двинулась через лужайку, и в сознании тотчас завертелся вихрь вопросов.

Что, если за мной следят?

Например, Илай Юный Мститель?

Что, если тот звонок – вовсе не чей-то дурацкий розыгрыш?

«Не преувеличивай, – уверила я себя. – Сегодня воскресенье, едва прошел Хеллоуин, вот детишки до сих пор и резвятся. Ты же оставила сообщения для Макмагона и Кроу».

А если они их не прочли?

Шериф приедет через сорок минут.

А тот, кто за мной следит, вполне вероятно, уже здесь.

«Да что с тобой может случиться в компании пса весом в семьдесят фунтов»?

Пес весом в семьдесят фунтов снова разразился лаем, и последние несколько шагов до загона я преодолела по-спринтерски. Услышав шаги, он поставил передние лапы на сетку вольера и поднялся на задние.

Узнав меня, Бойд пришел в неистовство. Оттолкнулся передними лапами от сетки, отскочил, метнулся вперед, взвился свечкой и снова оттолкнулся от сетки. Повторил цикл несколько раз – точь-в-точь хомяк, самозабвенно мчащийся в колесе, – потом снова встал на задние лапы, запрокинул морду и принялся непрерывно лаять.

Приговаривая всякую ерунду, которую обычно твердят собакам, я потрепала Бойда по ушам и пристегнула поводок. Пес с такой силой рванул к калитке, что едва не поволок меня за собой.

– Прогуляемся только до границы участка, – предупредила я, приставив палец к его носу.

Он склонил голову набок, повращал бровями и коротко гавкнул. Едва я подняла засов, собака прыжком вылетела из вольера и стала носиться кругами, едва не сбивая меня с ног.

– Завидую твоей энергии, Бойд.

Вышеупомянутый облизал мне лицо, когда я нагнулась, чтобы выпутать его лапы из поводка, а затем мы двинулись вверх по дороге. Свет фонарей у крыльца едва достигал края лужайки, и шагов через десять я включила фонарик. Бойд замер как вкопанный и зарычал.

– Это фонарик, дружок.

Протянув руку, я потрепала пса по загривку. Бойд завертел головой, лизнул мою руку, затем отпрыгнул назад, поплясал и прижался к моим ногам.

Я уже собиралась двинуться дальше, когда почувствовала, что пес напрягся всем телом. Он опустил голову, ритм его дыхания изменился, и в горле заклокотало тихое рычание. На мое прикосновение не отозвался.