Книга "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн

Шерсть ее отличалась столь чудесно расположенными цветами, что нельзя было назвать ее масти: сначала ее шея казалась белее снега, круп зеленее трилистника, один бок - красный, точно пурпурный, другой - желтый, как шафран, живот - голубой, как лазурь, спина -розоватая; но если посмотреть на нее подольше, все эти цвета начинали плясать в глазах, сливаясь в какой-то один оттенок, то белый, то зеленый, желтый, голубой или пурпурный - то более темный, то посветлее. На шее у нее подвязана была на золотой цепочке погремушка такого веселого, ясного и нежного звона, что от звуков ее сердце Тристана умилилось, успокоилось и горе его растаяло.

Позже, представ перед королем и королевой под видом юродивого, Тристан на вопрос короля Марка («Если я отдам тебе королеву, что станешь ты с ней делать, куда ее уведешь?») отвечает (имея в виду, вероятно, тот же Авалон):

Туда, наверх, между небом и облаком, в мое чудное хрустальное жилище. Солнце пронизывает его своими лучами, ветры не могут его поколебать; туда понесу я королеву, в хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце.

Таким образом, легенда о Тристане и Изольде - повлиявшая на концепцию острова Угрино - оказывается (наряду с «Эпосом о Гильгамеше», который Янн узнал позднее) важнейшим ранним пратекстом всего янновского творчества. Образ шута или юродивого (Narr) появляется в пьесе «Анна Вольтер» (стр. 188, 224, 229), а также в безымянной драматической сцене, записанной в дневнике под датой 4.12.1915, где два королевских шута, Паоло и Пучинелло, наблюдают со стены за праздничным шествием после окончания кровопролитной войны и один из них произносит такую фразу: «Говорю тебе, есть только один способ спастись из трагедии этой жизни, не превратившись в скотину: воспринимать ее как комедию и смеяться над ее жестокостями как над удачными остротами» (Frühe Schriften, 511). Такая позиция, правда, заканчивается смертью обоих шутников.

...я написал господину Юргенсену... Фридрих Лоренц Юргенсен (1878-1934) - гамбургский судовладелец, с которым Янн познакомился после возвращения с острова Рюген, в период болезни Хармса (см. стр. 366-367). Юргенсен поощрял интерес Янна к литературе и живописи, позже финансировал пребывание Янна и Хармса в Норвегии, а после их возвращения - проект создания общины Угрино, членом которой он стал.

14.07.1914

Стр. 342. Я читал также: «Когда мы, мертвые, пробуждаемся»... Речь идет о последней пьесе Генрика Ибсена, написанной в 1899 году.

Дом среди вересковой пустоши. Вторник, 8.09.1914

Стр. 343. У нас все-таки есть дети, и такие чудесные... Янн в этот период считал, что написанные им драмы - дети от его брака с Готлибом Хармсом (Фриделем). Сходное представление выражено и в романе «Йост Зейфрид» Цезаря Флайшена (о его влиянии на Янна см. выше, стр. 363-364). Йост пишет своей возлюбленной (цит. по: Bürger, 72):

Рождество у тебя, Сильвестр у меня... <...> ...и потом мы вместе творим мои книги. <...> Это ведь наши дети. И у нас с тобой не один ребенок, а целая дюжина. И мы болтаем о них: это они унаследовали от тебя, а это - от меня! Это вот - ты, а это - я! И не известно еще, что из них получится!

Среда 21.10.1914

Франц был сегодня здесь... Франц Бузе (1900-1971) - друг Янна и Хармса, позже стал скульптором и со-основателем общины Угрино (см. Приложение, стр. 382), еще позже - архитектором. Францу Бузе Янн посвятил драму «Коронация Ричарда III», а в 1920 году писал ему: «Не могу не сказать тебе, после того как мы вместе видели столько копий и оригиналов греческих, римских, готических статуй, что ты, может быть, первый за многие столетия ваятель, то есть не просто скульптор, резчик по камню, изображающий разных персонажей, а в самом деле и вполне - творец человеческих тел. Я хочу, чтобы ты принял эту похвалу, хочу, чтобы отбросил сомнения» (цит. по: Bürger, S. 126). Франц Бузе, возможно, в какой-то мере стал прообразом скульптора Франца из «Угрино и Инграбании» и Франца, или Ослика, из «Свинцовой ночи».

Стр. 349. Норвежский дневник (1915-1916)... 11 августа 1915 года Янн с Хармсом прибыли на пароходе в Христианию (нынешний Осло): они бежали в Норвегию, спасаясь от военного призыва, и находились там до конца Первой мировой войны. Побег стал возможен благодаря финансовой поддержке со стороны Фридриха Лоренца Юргенсена.

24 сентября 1915

Стр. 353. Его называли Лорой. Лора - прозвище Фридриха Лоренца Юргенсена, покровителя Ханса Хенни Янна. См. дневниковую запись от февраля <1915> (стр. 346).

3 октября 1915

Стр. 356. ...из них всегда торчат линии, концы которых обрываются в пустоте окружающего пространства. Янн мог иметь в виду один из анатомических рисунков Леонардо, где вены и артерии как бы выходят из тела. Один из таких рисунков воспроизведен в первом томе драм Ханса Хенни Янна (Dramen I, S. 1040).

10 декабря 1915

Стр. 359. ...жил в маленьком лесу под Эккелем. См. дневниковые записи от 3.10.1913, 8.09.1914 и запись, датированную февралем <1915>. Дом в Люнебургской пустоши, о котором идет речь, принадлежал Фридриху Лоренцу Юргенсену. Позже, после возвращения Янна и Хармса из Норвегии, в нем будут обитать члены общины Угрино.

Тогда я впервые прочитал «Записки Мальте Лауридса Бригге» Райнера Марии Рильке. Роман Рильке с его проблематикой подлинной и неподлинной жизни, подлинной и неподлинной смерти, видимо, произвел большое впечатление на Янна. Вероятно, Янн считал себя продолжателем дела Рильке, почему позже он и написал символическую историю о спасении им, подростком, гибнущего корабля, на борту которого будто бы находился австрийский поэт (см. выше, стр. 134-142).

19 декабря 1915

Стр. 360. Я желаю себе, чтобы у меня когда-нибудь появились собака, и лошадь, и дом, в котором я мог бы жить. История приобретения этих необходимых, с точки зрения Янна, элементов полноценной человеческой жизни подробно описана и в романе «Перрудья», и в трилогии «Река без берегов».

22 января 1916

Стр. 361. Я, полный ненависти и злобы, шагал вдоль берега острова... Здесь Янн вспоминает эпизод своего путешествия с Хармсом на остров Рюген в апреле 1914 года. Это явствует из дневниковой записи от 17.08.1915, где тот же эпизод описан так:

Я долго не знал, что мне думать о рыбаках. Поэтому и еще потому, что так уж оно получилось, невольно и спонтанно, мы с Фриделем заговорили о них. Мы обнаружили, что они ловят не только рыб, но и чаек - а также тюленей и китов. Они не задумываются о том, что делают, они - работники бойни и ничего больше. Хорошо, что я с этим разобрался. Я впервые отчетливо и сильно это почувствовал, когда мы на Рюгене наблюдали за их работой. В то время радость, взошедшая над нами, над волной нашей жизни, была столь велика, что это чувство не стало осознанным. <...> Но я все же встревожился: оно было чем-то противоположным морю - такое знание; его было трудно вынести, хотя все привыкли к нему, как к повседневному хлебу. Мы шагали хмурые, едва сдерживая слезы. Но вдруг увидели трех играющих котят. Наблюдать за ними было все равно что смотреть на чудо. Как они ставили лапки, как затеяли потасовку и принялись кататься по земле... Каждое движение подтверждало, что они - от Бога. Их хотелось в таком виде и удержать. В этом опять-таки ощущалась некая изначальная закономерность, приходящая как спасение.