Книга Дева Баттермира - Мелвин Брэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добравшись до дна ущелья, они были мокрыми от пота, ноги дрожали, животы болели, однако никогда в жизни еще их радостные объятия не были столь жаркими и пылкими. Они словно обезумели от счастья, осознав, что спасены.
К этому времени окончательно стемнело, но луна еще не взошла, кромешная тьма окружала их, и им приходилось прокладывать путь, ориентируясь лишь на лай собак, который доносился из долины. Им не хотелось просить приюта в фермерском доме и уж тем более останавливаться на ночь в гостинице, однако небо снова стало заволакиваться тучами, собирался дождь, и им требовалось укрытие.
Приблизительно через два часа быстрой ходьбы они увидели впереди одинокую часовню, она была открыта. Они вошли в нее.
— А теперь мы должны поговорить.
— Мне надо поспать, — сказала Мэри. — Пожалуйста, дай мне сначала поспать.
— Нет. Вот — выпей немного.
— Нет, спасибо.
— Это поможет тебе несколько минут преодолевать сон.
— Я не засну, слушая тебя.
— Здесь слишком темно… ты можешь придвинуться ко мне поближе?
— Уж лучше мне остаться здесь, Джон. Мне удобней сидеть, прислонившись к спинке церковной скамьи.
— Ну, хорошо. — Он помолчал, но и через минуту у него так и не хватило духу начать свой рассказ.
— Я еще не сплю.
Голос прозвучал в совершенной темноте. По-прежнему луна не взошла, и только маленькие окна выделялись серыми пятнами на фоне черноты. Разыгравшийся не на шутку дождь стучал в стекла, ветер завывал на все лады, и с полей время от времени доносились голоса диких животных.
— Я хочу, чтобы мы вместе отплыли в Америку. Надо отправиться в Ливерпуль, или, возможно, мне даже удастся отыскать судно в каком-нибудь порту поближе… и постараться добраться до Америки.
— Что это значит? — Тон ее был холоден и чужд.
— У меня очень мало денег. Но мужчина и женщина вместе, муж и жена, как мы, всегда отыщут работу на борту корабля, который берет пассажиров до Америки. Мы возьмемся за работу на корабле и тем самым оплатим свой проезд, ты понимаешь?
— Мои родители могут одолжить нам денег.
— Я знаю.
— Ты сказал, что у тебя есть…
— Я знаю. Но теперь у меня изменились обстоятельства. Мэри, я плохой человек. Я безнравственный человек.
— Расскажи мне все.
— Ты бы в это не поверила.
— Теперь ты — мой муж. Что ты совершил до того, как мы…
— Мэри! Если я расскажу тебе, ты больше не станешь меня любить.
— Но как же мне оставаться с тобой, если ты не желаешь рассказать мне всю правду до конца? — Ее негодование снова готово было прорваться наружу, однако она нашла в себе силы справиться со своими чувствами.
— Ты должна верить в меня. Забудь обо всем, кроме настоящего и будущего. В Америке мы сможем начать все заново…
О, только представь себе! Никто не будет знать меня, чем я занимался раньше, где я был…
— Расскажи мне все, Джон, и я никогда больше не заговорю об этом.
И этот голос в темноте звучал словно сладкая песнь сирены в морской пучине. Признаться во всех грехах, быть прощенным, признаться и заслужить ее объятия, признаться и сбросить огромный груз, который все это время лежал на его плечах, — разве это не обещание счастья?
— И я останусь с тобой навсегда.
И страдать вечно? Она, вероятно, смогла бы выдержать такое, но он сам сможет ли? Как он может ей позволить не только носить в своем сердце это знание, но и заставлять себя помимо воли жить и любить человека, от которого всем своим существом будет стремиться держаться как можно дальше, и так будет вечно, мир без конца. Аминь. Все кончено.
— Спокойной ночи, Мэри.
— Нет… Джон…
— Спокойной ночи. — Она и представить себе не могла, что голос его может звучать так нежно и мягко, и его тон успокоил ее.
Он подождал, пока она заснет, и вышел из часовни. Ему бы очень хотелось оставить ей что-нибудь на память, что-нибудь красноречивое и ценное, однако у него с собой ничего не было. К рассвету он был уже в Улверстоне, однако совершенно неожиданно для самого себя решил бежать не морем, а через Пески.
Заголовок «Романтический брак II» появился в газете «Морнинг пост» двадцать второго октября 1802 года. В конце стояло: «Кесвик. 15 октября». Когда Колридж писал ее, он, само собой, даже и не догадывался о существовании письма настоящего Чарльза Хоупа, опубликованного четырнадцатого октября, где он опровергал предыдущую статью и называл человека, выдающего себя за Хоупа, самозванцем. Колридж не знал и о втором письме Чарльза Хоупа от девятнадцатого числа, в котором тот утверждал, что настоящий полковник Хоуп уже полгода как находится в Германии.
Расстояние между Лондоном и Кесвиком примерно триста миль, и почтовой карете требуется несколько дней, чтобы преодолеть его. Из-за этого статьи Колриджа публиковались лишь спустя неделю после написания и отправки. К примеру, арест констебля произошел тринадцатого октября, Колридж написал об этом пятнадцатого, а в газете статья появилась двадцать второго, хотя «Морнинг кроникл» сумела опередить «Пост» и напечатала историю, рассказанную Хардингом, девятнадцатого октября.
Первая статья Колриджа оказалась весьма интересна самой широкой аудитории: светское общество было заинтриговано, любители сантиментов посчитали ее очередной сказкой, любители Озерного края были тронуты, и все поголовно симпатизировали Мэри. Людей состоятельных эта история немало позабавила, а бедняков воодушевила: любовь, считали они, по-прежнему может преодолеть любые препятствия. То, что Чарльз Хоуп был вынужден писать целых два опровергающих письма, свидетельствовало о быстро растущем интересе в городе и за его пределами.
Вторая статья рассказывала историю отъявленного злодея-любовника. Читателю предлагалось распутать клубок таинственных, но бесконечно романтических интриг.
«Это, — начинает Колридж, — всего лишь эпизод романа под названием «жизнь», который, к несчастью, развернулся у подножия наших гор…» Не вдаваясь в подробности, он описывал похождения «лже-Александра Хоупа» с момента его приезда в Кесвик, сообщал, что «он всерьез ухаживал за четырьмя женщинами одновременно: одной из высшего света с приличным состоянием и за тремя простолюдинками». Колридж явно сравнивал своего героя с Дон Жуаном, и это сравнение с самого начала придавало его статье дополнительную остроту.
Колридж писал и о неком векселе, выписанном на Крампа «лжедостопочтенным» Хоупом (подчеркивая это определение), который тот «отослал в Ливерпуль, дабы получить оплату, и получил его». Он рассказывал о неожиданном приезде судьи Хардинга и отправке его слуги в Баттермир, где выяснилось, что «здесь какая-то ошибка и это не полковник Хоуп», и об ответе лже-Хоупа: «Это мой родной брат». Он описал и эпизод с «уважаемым и рассудительным» почтмейстером, передачу дела на рассмотрение «нашему констеблю во время проверки». «Самозванец же в свою очередь не придает этому особого значения, — сообщает Колридж, — и, чтобы развлечься, предпринимает парусную прогулку по озеру, которой констебль не считал себя вправе помешать. Таким образом, он отправился на озеро со своим другом-рыболовом, и весь Кесвик дожидался его возвращения. Но, когда стемнело и наступил вечер, он по-прежнему так и не соизволил вернуться».
