Книга Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден

— Теперь мы одни, раб. Имей в виду: мне не нужен ни ты, ни твои сведения. Говори быстрее, иначе завтра я скормлю тебя собакам.

Лазутчик медленно вздохнул, подбирая слова. Малейшая ошибка — и он умрет мучительной смертью еще до рассвета. Он не сам выбрал время для разговора, за него это сделали яньцзинские мертвецы. Или Ма Цинь окажется прав насчет шамана, или погибнет, третьего не дано.

Цзинец выпрямился, положил руку на колено и окинул Кокэчу суровым, чуть недовольным взглядом. Шаман злобно отметил, что испуганный раб в одно мгновение превратился в гордого воина.

— Я пришел из Яньцзина, — тихо произнес лазутчик. — Меня послал император. — Глаза Кокэчу удивленно расширились. Лазутчик кивнул: — Теперь моя жизнь на самом деле в твоих руках.

Повинуясь внезапному порыву, цзинец вытащил из гутула кинжал и положил его на пол. Кокэчу кивнул, однако свой нож опускать не стал.

— Похоже, ваш император в отчаянии или сошел с ума от голода, — негромко заметил Кокэчу.

— Императору всего семь лет. Городом правит генерал, которого победил ваш хан.

— Это он тебя послал? Зачем? — с неподдельным интересом спросил шаман и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Потому что наемному убийце не удалось завершить свое дело. Генерал хочет, чтобы племена ушли от Яньцзина, пока его жители не умерли с голоду или не сожгли город дотла.

— Ты прав, — согласился лазутчик. — Но даже если бы генерал захотел откупиться — под стенами раскинут черный шатер. Разве у нас есть выбор? Нам осталось только защищать город еще два года, а может, и дольше.

Лицо Ма Циня ничего не выражало, хотя он лгал шаману. Яньцзин протянет еще месяц, в лучшем случае — три.

Кокэчу наконец убрал нож. Как расценить его поступок, цзинец не знал. Его словно послали на переговоры к волкам. Он мог рассчитывать только на собственное чутье, которое подсказывало: хотя Кокэчу и с племенами, но к ним не принадлежит, держится особняком. Лазутчик искал именно такого человека, однако сейчас почувствовал страх, понимая, что может умереть в любую минуту. Стоит Кокэчу вспомнить о верности хану, закричать — и все закончится. Чингис узнает, что сопротивление Яньцзина сломлено, и жемчужина империи будет потеряна навсегда. Хотя в юрте было холодно, лазутчик вспотел от волнения. Не давая Кокэчу ответить, он продолжил:

— Если снова поставят белый шатер, мой император заплатит такую огромную дань, которая посрамит сокровищницы сотни правителей. Столько шелка, что хватит выстлать всю дорогу до вашей страны, драгоценные каменья, рабов, рукописи великих чародеев, ученых и целителей, слоновую кость, железо, лес… — Он увидел, что глаза Кокэчу вспыхнули при упоминании о магии, но решительно продолжил: — Бумагу, нефрит — тысячи тысяч повозок, нагруженных сокровищами. Добра хватит, чтобы хан построил собственную империю, если захочет. Возвел новые города.

— Все добро и так достанется Чингису, — пробормотал Кокэчу.

— Если поражение станет неминуемым, Яньцзин сожгут. Увидишь, что я говорил правду, когда после двухлетнего ожидания твой хан не получит ничего, кроме золы и пепла, — уверенно возразил цзинец.

Он замолчал, тщетно пытаясь понять, что думает Кокэчу. Тот замер, словно изваяние, даже дышал чуть слышно. Потом спросил:

— А почему ты не говорил об этом с самим ханом?

Ма Цинь покачал головой, на него внезапно навалилась усталость.

— Шаман, мы с тобой давно уже не дети. Давай начистоту. Чингис поставил у стен города черный шатер, и все монголы знают, что это означает только одно — смерть. Гордость хана будет уязвлена, если он согласится принять дань от императора. Насколько я могу судить, Чингис скорее спалит Яньцзин, чем пойдет на это. Вот если бы человек из тех, кого хан уважает, поговорил с ним о предложении императора наедине! Сказал бы, что, согласившись принять дань, хан явит милосердие ко всем безвинно страдающим жителям города.

К его удивлению, шаман громко рассмеялся:

— Милосердие? Чингис счел бы его слабостью. Ты не найдешь никого, кто лучше моего хана понимает, что такое страх во время войны. Чингису жалость неведома.

От насмешливого тона собеседника цзинец невольно разозлился.

— Тогда сам посоветуй, как заставить хана пощадить Яньцзин, или убей меня на корм для своих псов. Я сказал все, что знал.

— Я бы мог уговорить его, — мягко произнес шаман. — Хан знает, каковы мои умения.

— В улусе тебя боятся! — Ма Цинь схватил Кокэчу за костлявую руку. — Скажи, ты ведь тот человек, который мне нужен?

— Да, — подтвердил шаман и поморщился, увидев облегчение на лице лазутчика. — Теперь тебе осталось только назвать плату за мою помощь. Интересно, как высоко ценит император свою столицу? Какую цену я должен запросить за его собственную жизнь?

— В дани для хана будет все, что пожелаешь, — ответил цзинец.

Думать, что шаман играет с ним, Ма Циню не хотелось. Впрочем, разве у него был выбор?

Кокэчу помолчал, взвешивая слова человека, который неестественно прямо сидел на его постели.

— В мире есть настоящая магия, раб. Я сам ее чувствовал и пользовался ею. Если ваши люди знакомы с этим искусством, его тайны наверняка хранятся в бесценном городе юного императора, — наконец произнес он. — Человеку всегда не хватает знаний, даже если он будет учиться сотню жизней подряд. Я хочу узнать все секреты твоего народа.

— У нас много секретов, шаман: от выделки бумаги и шелка до горючего порошка, компаса и фарфора. Что именно тебя интересует?

— Не торгуйся, — фыркнул Кокэчу. — Мне нужно все. В городах есть люди, владеющие этими ремеслами?

Лазутчик кивнул.

— Заставь их открыть мне свои секреты в знак доброй воли. И пусть ничего не утаивают, иначе я скажу хану, что у меня было кровавое видение, он вернется и сожжет ваши земли до самого моря. Ты понял?

Неподалеку раздались голоса, и лазутчик, ослабевший, как после тяжелой работы, поспешил ответить:

— Да, я все сделаю. Когда поставят белый шатер, император сдастся.

На миг он задумался, потом вновь заговорил. Голоса снаружи стали громче.

— Если ты предашь, шаман, то все, что ты хочешь узнать, погибнет в пламени. У нас достаточно горючего порошка, чтобы не оставить от Яньцзина камня на камне.

— Смелые слова, — усмехнулся Кокэчу. — Интересно, хватит ли у ваших людей духу решиться на такое? Я слышал твои слова, раб. Ты сделал свое дело, теперь возвращайся в город и вместе со своим императором жди белого шатра. Его возведут, когда придет время.

Лазутчик хотел было поторопить шамана, попросить, чтобы он начал действовать как можно быстрее. Из осторожности он промолчал. Какое шаману дело до того, что с каждым днем все больше жителей города умирает от голода?

— Что там происходит? — неожиданно воскликнул Кокэчу, встревоженный криками, которые раздавались за стенами юрты.