Книга Рунная магия - Джоанн Харрис

— Я Этель Парсон, если вам это что-то говорит, и они утверждают, будто я оракул.

На мгновение Один застыл. Затем улыбка осветила его резкие черты.

— Этель, — повторил он. — Мог бы и догадаться.

Все долго молчали. Потом Один снова заговорил тихим голосом и взял руку женщины в свою.

— Ты ощущаешь себя иначе. Ты не знаешь почему. Ты видишь то, чего не видела прежде. И ты чувствовала что-то внутри, верно? Чувствовала, что должна где-то быть, но не знала где…

Этель молча кивнула. Один не видел этого, но приметил отражение кивка в ее цветах и улыбнулся.

— Это зудело, — продолжал он, — а потом приняло форму. Покажи мне, Этель. Ты знаешь, о чем я.

Этель выглядела удивленной, она немного покраснела. Женщина помедлила, а затем решительным жестом задрала рукав и показала новую рунную метку на руке, горящую ярко-зеленым светом.

Нат от удивления открыл рот. Дориан задохнулся, Адам тупо уставился на метку, и даже ваны потрясенно молчали.

Только Один не удивился и с улыбкой принялся изучать сияющий знак:

— Этель, Родина, — сказал он. — Вторая руна Нового алфавита. Вот уж где не думал ее найти. Пища богов в сочетании со Словом… — Он медленно покачал головой. — Как жаль, что времени мало. И все же нам надо поговорить наедине.

Они общались не больше пяти минут, но глаза женщины успели намокнуть.

— Ты уверен? — наконец спросила она.

— Совершенно, — ответил Генерал. Он повернулся к ванам. — Вы все его слышали, верно? Тот звук. Звук просачивающегося Хаоса. Линии фронта обозначены, враг назван. И единственная наша надежда — за той равниной. Я должен добраться до нее, или все погибнет. Не только боги и даже не только миры — все.

Хеймдалль нахмурился.

— Это тебе пасторская жена рассказала?

Один кивнул.

— И ты ей веришь?

— У меня есть на то причины.

Скади презрительно смотрела на него.

— Даже если предположить, что она говорит правду, между нами и рекой — целая армия. Ты уже видел, на что способно Слово…

— Видел, да.

— И надеешься победить?

— Нет, — признался Один. — Но я считаю, что мы можем сражаться.

Повисла долгая и задумчивая тишина.

— Нас восемь, — наконец сказал Хеймдалль.

— Семь, — уточнила Скади, — и слепой Генерал.

Один усмехнулся.

— Нас восемь против десяти тысяч. Мой любимый расклад.

Хеймдалль оскалил золотые зубы.

— Ставлю на Генерала, — сообщил он.

Ньёрд пожал плечами.

— Что ж, если ты так считаешь…

— Боги! — воскликнула Фрейя. — Вы еще хуже, чем он.

Фрей заметил:

— Я бы еще разок врезал той чертовой черной птице…

Браги затянул песнь победы.

Идун открыла ларец с яблоками, запах которых вполне мог пробудить мертвых…

А Скади заскрежетала зубами и произнесла:

— Что ж, Генерал, ты выиграл. Но это не значит, что все забыто. Если мы выживем — за тобой и твоим братом кровный должок. И на этот раз не надейся отделаться от меня обещаниями…

Один улыбнулся.

— Договорились. К концу дня крови будет больше, чем хочется даже тебе. Но если вдруг тебе охота подраться, — он указал пальцем, — то у меня есть основания полагать, что битва вон в той стороне.

Они не похожи на героев, размышляла Этель, и все же своим новым зрением она определенно видела нечто в воздухе вокруг них: не подписи (их она наблюдала уже несколько дней и понимала разницу), а своего рода сияние, как предрассветное небо, надежду на превращение, если хотите. Не надо быть оракулом, чтобы понять: оно может всех их привести к смерти. И все же Этель бодро шагала за богами, тихонько напевая и разглядывая широкую спину Дориана, который указывал дорогу, в то время как Лиззи наступала ему на пятки.

Все царство Хель вот-вот выйдет из-под контроля, думала она. Впервые в жизни дочь Оуэна Гудчайлда Этельберта в точности знала, где хочет быть.

В Нижнем мире — в том, что от него осталось, — Локи определенно был не там, где хотел быть. Он почувствовал отсечение своего обличья от физического тела, и его быстрый ум пришел к следующим выводам.

Во-первых, и это самое главное, он мертв.

Это не слишком его удивило. Вообще, что касается Локи, по-настоящему удивительно, как долго он продержался, прежде чем это произошло. Но циферблат часов смерти говорил об обратном — на часах оставалось тринадцать секунд, и это означало, что впервые в истории миров Рожденная Наполовину Хель нарушила свое слово.

«Ладно, — подумал Локи. — Во всем есть свои плюсы. Плюсы произошедшего в том, что, хоть мое тело и мертво, обличье остается здесь, в Нижнем мире».

Так себе плюсы. И все же, размышлял он, по-настоящему глупо на данном этапе было бы искать убежища в Мире мертвых. Он попытался объяснить это Мэдди, когда та тащила его, протестующего, к границам Хель, но она то ли не услышала, то ли просто не поняла, ведь если бы она сумела его протащить, он был бы теперь игрушкой Хель, беспомощный, навеки в ее власти, как бесчисленные другие души, что вздыхают и плачут на пыльных равнинах Земли мертвых.

Однако (вот мы и дошли до «во-вторых») очутиться в ловушке перед неколебимой преградой с одной стороны и разъяренным Суртом в полном обличье — с другой (поскольку так он истолковал звуки, доносящиеся из Запредельного мира) — тоже весьма незавидное положение.

А в-третьих, здесь были асы. Пока ему удавалось избегать их внимания, но, оторвав взгляд от нижней части ворот, Локи с тревогой обнаружил по бокам четыре знакомых обличья.

«Не стоит себя обманывать, — подумал он. — Плюсов нет».

И побежал.

Как и ожидалось, далеко Локи не ушел. Он перекинулся в пламенное обличье, но тут же обнаружил, что его окружили со всех четырех сторон.

— Не так быстро, — сказал Тор. — Сперва ты должен нам кое-что объяснить.

— Он нам намного больше должен, — вставил Тюр.

Конечно, Локи знал: у однорукого бога есть не одна причина не доверять ему, ведь именно он в первую очередь виноват в том, что Тюр потерял руку. Сейчас тот маячил над Обманщиком, подпись его сверкала неистовым оранжевым, правая рука (возрожденная в обличье) была вершиной совершенства мысленного оружия, рукавицей чар, которая удваивала его силу.