Книга Карл Ругер. Боец - Макс Мах

– Все, что пожелаешь, – широко улыбнулся в ответ Людо. – Абсолютно все, Карл. Портные дожидаются, чтобы ты только разрешил им приблизиться. Честно говоря, я взял на себя смелость допустить их до твоего старого гардероба, предполагая, что ты вряд ли сильно изменился за прошедшие тридцать лет. Конечно, ничего выдающегося за два дня не построишь, но они старались.

Табачник улыбнулся.

– Спасибо, – почти серьезно кивнул Карл. – Вероятно, мы сможем воспользоваться их услугами прямо сейчас. До обеда еще много времени, но мне не хотелось бы оставлять наших дам надолго наедине. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?

Естественно, Людо понимал.

– А вот после обеда… – Карл посмотрел в снова ставшие непроницаемыми темные глаза Табачника, – после обеда мы наконец сможем продолжить наш во всех смыслах увлекательный разговор. Ведь так?

– Так, – согласился Людо и церемонно поклонился.

– Вот и славно. – Карл вдруг подумал, что он страшно рад найти Людо именно таким. – А кстати, я правильно понял, что ты пригласил в гости не одного меня?

– Естественно, – в тон ему ответил Людо. – Завтра к цезарю мы, как ты понимаешь, пойдем только вдвоем, но на пир и ко мне в гости, разумеется, приглашены все твои спутники. Все.

Последнее слово Людо выделил интонацией. Видимо, он имел в виду Викторию, но выяснять это Карл счел излишним.

5

Шитая золотом парча, четырехцветный бархат, затканный золотой и серебряной нитью; атлас, узорчатый шелк и шелк расписной, диаспера и тафта, и муар, и тончайший прозрачный газ… Карл прошелся вдоль больших и малых столов, на которых были разложены все эти роскошные ткани, полюбовался на тисненые кожи семи разных цветов, пропустил сквозь пальцы ленту полупрозрачного батиста и решил, что он знает, чего здесь недостает, и, более того, ему известно, где это недостающее взять. Но спешить, чтобы «дополнить неполное до целого», он не стал. Он задержался еще немного, наслаждаясь великолепием красок, которые будили в нем аппетит художника и сами по себе. Однако следовало признать, что не только цвет, но и фактура тканей, и их особые запахи, наполнившие ярко освещенное обширное помещение, вместе с неожиданными контрастами, рожденными прихотливым случаем, воздействовали сейчас на Карла, как крепкое вино, туманя сознание, но зато обостряя восприятие и одновременно раскрывая тайники и схроны его взбаламученной памяти.

Волшебство момента подарило ему счастливую возможность увидеть новыми глазами тех, с кем связала его Судьба, и ощутить эту связь так, как, верно, не смог бы в суете будней и за много дней. Карл тронул кусок красной тисненой кожи, вспомнил земляничные поляны в лесах Запада и дымящуюся на морозе рваную человечью плоть на Льежском перевале, и чистое сияние раскаленных рубинов под босыми ногами Анны, и увидел Анну, любующуюся куском золотой парчи. Красота Огненной Девы, казалось, прибывала с каждым днем. Ее смех Карл впервые услышал еще на когге капитана Грига по пути во Флору, но настолько естественной и яркой, полной жизненной силы и юной радости он ее еще никогда не видел, как не видел еще ни разу и откровенно счастливой Виктории. Казалось, воздух вокруг этих двух женщин светится от переполнявших их чувств. А возможно, что так оно и было, потому что, глядя на веселых, исполненных любовью и радостью жизни женщин, легко было забыть, что перед тобой могущественные колдуньи, а ведь у Отягощенных Даром ничто не бывает случайно и бесследно не проходит. Но как раз об этом Карл никогда не забывал.

Атлас, шелк, полупрозрачный батист… Утренний туман под стенами Линда, клубы белого пара над низким берегом Лоретты, пенное кружево, наполнившее холодный воздух, на горном склоне где-то на Драконьем Крыле… Туман. Из тумана выходили бесчисленные враги Карла, в туман уходили его друзья.

Он встретил взгляд темно-синих глаз, и сердце сжалось от мгновенного понимания того, что, собственно, не состоялось в его жизни, уже, казалось, начавшись и завязавшись здесь, во Флоре, тридцать три года назад. Карл бестрепетно принял удар ее взгляда и без улыбки вернул взгляд своей дочери. Она была серьезна сейчас, серьезен был и Карл. Время радости для них двоих еще не наступило – и, как знать, наступит ли когда-нибудь вообще? Что для нее он, существовавший все эти годы, как тень за краем поля зрения или слабый отзвук давным-давно отзвучавшей песни, которую Валерии и слышать не пришлось? И что для него она, не существовавшая в течение тридцати лет вообще, пока вдруг не вышла из туманного небытия чуть больше часа назад? Что им предстоит? Или, может быть, им не предстоит ничего, потому что для этого просто нет причины?

Будет жаль, честно признал Карл. Но разве наши желания сильнее Судьбы?

Однако, уже подумав так, он неожиданно понял, что ничего не кончено, потому что ничего еще на самом деле не началось. Да, желания обычного человека – не более чем трава под свирепыми ветрами Судьбы, но что можно сказать о том, кто – пусть того и не желая – заставил Судьбу изменить свои пути? И Карл признал, что от принципов никогда отступать нельзя и, не выйдя в путь, не следует размышлять о длине дороги.

Все еще будет, решил он. Или не будет, но об этом я узнаю в конце пути.

– Как вы полагаете, банесса, – спросил Карл, подходя к натянутым на тонкие рамы кускам расписного шелка, – если мы тотчас пошлем гонца к вашему супругу, не сочтет ли бан Трир возможным присоединиться к нашей трапезе?

– Спасибо, отец, – сдержанно поклонилась Валерия. – Но я не думаю, что это возможно. Конрад сейчас на юге, в Сало, вы понимаете?

Она посмотрела Карлу в глаза и неожиданно улыбнулась. «Сто лиг, – сказали ее глаза. – Это слишком много даже для крыльев. Извините».

«Я понимаю, – кивнул в ответ Карл. – Жаль».

– Я вас оставлю, сударыни, – сказал он вслух, обведя взглядом оживившихся при виде всей этой рукотворной роскоши женщин. – Мы присоединимся к вам сразу же, как вы завершите этот… праздник.

Он улыбнулся, показывая, что всего лишь пошутил, и, увлекая за собой Людо и других мужчин, пошел прочь.

Видят боги, уходить ему не хотелось, и не только из опасений за возможное развитие событий. В этом смысле он был теперь гораздо более спокоен, чем несколько минут назад. Кажется, ни Валерия, ни Дебора не предполагали превратить первый день знакомства в последний. Обе, каждая на свой лад, были полны любопытства в отношении друг друга, и для обеих, как кажется, это являлось еще и путем постижения Карла, который интересовал их обеих более всего. К тому же Карл полагал, что присутствие портных и белошвеек, а также то, что в импровизированный фестиваль включились и вернувшиеся наконец с прогулки Виктория и Анна, гарантируют его от непредвиденных осложнений, могущих проистечь из долгого – наедине – общения Деборы и Валерии. Однако покидать их ему все-таки не хотелось. Если бы он мог, то длил бы это наполненное особой магией мгновение столько, сколько было возможно. Ему и в самом деле было важно – и эмоционально и интеллектуально – быть здесь и сейчас и видеть их всех, но особенно Валерию и Дебору. Казалось, между этими двумя женщинами нет ничего общего, и тем не менее в их глубинной сути было гораздо больше такого, что сближало их, чем того, что разделяло, но постичь это мог, вероятно, только Карл и только потому, что увидел Дебору Вольх и Валерию Трир здесь и сейчас такими, какими они предстали его взору.