Книга Чернь и золото - Адриан Чайковски

Он посоветовал ей лечь и поспать, но к вечеру, когда она проснулась, не пришел к ней. За все это время она видела только слуг, большей частью номов, гораздо реже — мантидов и арахнидов. На смену враждебности, которую к ней проявил Торн, пришло полное безразличие. Чи, пройдя испытание, перестала быть Ненавистным Врагом, но никто, в том числе и она сама, не понимал, кем ее числить теперь.

Миг спустя на балкон, хлопая крыльями, опустился Ахей. Ветер трепал его мантию. Чи бросилась было к нему, но передумала и предоставила ему войти в комнату.

— Где ты был? Что нового слышно?

— Провидцы все еще думают — во всяком случае, не делают никаких объявлений. Я говорил с многими: некоторые разделяют мое беспокойство насчет осоидов и готовы начать войну, но другие, увы, только и ждут, чтобы меня осудили. Я старался по мере сил утишить страсти… уврачевать раны.

— За что эта женщина так тебя ненавидит? Что ты ей сделал? Ну, эта… адвокат, — пояснила Чи, видя, что Ахей не понял ее.

— Личные чувства здесь ни при чем — мы едва знаем друг друга. Я сам в свое время исполнял роль адвоката. Обвиняемый защищается, говоря правду; у меня это вышло плохо, потому что я не был готов.

— Но с тобой хотели сделать то же самое, что со мной. Они правда прочли мои мысли? — Чи изо всех сил старалась мыслить рационально, но в этом чужом краю легко было поверить в какую угодно магию.

— Да. По закону это крайнее средство защиты. Я не хотел прибегать к нему, потому что мои мотивы… — Ахей отвел взгляд, — были не столь чисты, как я утверждал. Если бы они видели, то выгнали бы меня вон… может, еще и выгонят. Я знал, что превышаю свои полномочия, но… — Он стал на колени перед огнем. — Они, конечно же, правы: я слишком долго пробыл среди чужих и начал смотреть на мир по-иному.

— Ты прости, что я…

— Простить? Да ты жизнь мне спасла! Больше того: ты склонила чашу весов так, как я никогда не сумел бы. Возможно, новый взгляд на мир не так уж и плох. — Ахей неловким жестом предложил Чи сесть рядом. Ей странно было видеть его неуклюжим: они так грациозны, эти древние расы. Муравины — отменные воины, но грацией мантидов не обладают, а жуканы, успешные дельцы и мастеровые, всегда будут казаться чурбанами по сравнению с арахнидами. И с номами тоже… Жуканы высоко ценят науку, и самое знаменитое в мире учебное заведение основали они же; однако номы по-прежнему ведут себя так, будто только им ведомы сокровенные тайны вселенной.

Взять Ахея. Он и боец, и ученый, и маг (если верить его словам), и спасатель. С первой же встречи в конюшне он приобрел в ее глазах романтический ореол, который лишь укрепился после всего, что Ахей сделал ради нее. Теперь он, как и она, сбит с толку — мир для них обоих оказался куда шире, чем они полагали.

— Похоже, нам не суждено расквитаться, — сказал он. — Ты помогаешь мне, я тебе… потом я, как последний дурак, подвергаю нас обоих смертельной опасности, а ты спасаешь меня на моей же родине.

— Не будем считаться, — ответила Чи. — Слишком хорошо мы знаем друг друга… — Впрочем, так ли уж хорошо?

— Но кое-что я для тебя могу сделать. Ты говорила, что у тебя трудности с Наследием Предков?

— Да, это не секрет… такое бывает.

— Видимо, у вас на это не обращают внимания. Жуканов много, а у нас каждый человек на счету — номов меньше, чем вы полагаете. Мы способны помогать медитации, поднимать сознание на нужный уровень.

— Ты серьезно? — скруглила глаза Чи. — Я на все готова, если есть хоть малейший шанс. Ты не представляешь, как долго…

— Хорошо. Сядь здесь, лицом к огню. Можешь смотреть на него или закрыть глаза, как пожелаешь.

Свет проникал даже сквозь закрытые веки, теплые волны омывали лицо.

— А теперь что делать?

— Ничего. Расслабься, и пусть твой ум блуждает где хочет.

Чи вздрогнула, ощутив на плечах руки Ахея — он, должно быть, стоял на коленях у нее за спиной, — и задышала ровно, как ее учили при медитациях.

Он, упершись в лопатки большими пальцами, легонько массировал ее плечи. По ней пробежала дрожь, концентрация нарушилась. Ахей сковал ее, как осоиды Сальму. Чи хотела сказать, что он ей нисколько не помогает, но его пальцы продолжали работать, втирая спокойствие в ее плечи, шею и позвоночник. Он делал это с бесконечной деликатностью и терпением, словно механик, разбирающий сломанную машину.

Жесткая миннская ткань царапала кожу. Пальцы Ахея пробрались под нее, и Чи, понимая, что так и надо, свинцовыми руками потянула рубашку вверх. Собственная смелость пугала ее, но она знала, что поступает правильно.

Ахей стянул рубашку через голову и бросил куда-то. Груди и животу стало холодно, но огонь тут же согрел их. Спина, слегка онемевшая, уже купалась в блаженном тепле.

Чи затаила дыхание, когда Ахей взялся за ее обнаженные плечи. Он начал все сызнова, разминая узлы и снимая боли, накопившиеся с миннских времен. Лопатки, медленный спуск вдоль позвоночника… Как тут медитировать, если эти руки занимают все ее мысли? При всей деликатности в них чувствуется сила заправского лучника. Они месят ее тело, погружаются в ум… Нет, невозможно сосредоточиться, когда он так близко.

— Ляг, — сказал он ей на ухо. Чи распростерлась на коврике, прижавшись к нему щекой. Ахей, сидя на ее бедрах верхом, массировал талию. Чи, забыв о концентрации, закрыла глаза — ее уносило куда-то к дальнему, дальнему берегу…

Где-то за стенами, по ту сторону огня, ощущалось еще чье-то присутствие. То, что колыхалось там, громадное, неподвластное разуму, знало и любило Чи наряду со всеми своими детьми.

Дрожащие руки Ахея снова переместились на плечи. Дыхание пощекотало шею, губы задели ухо, коснулись поцелуем щеки.

— Я тону в тебе, — услышала Чи из глубин своего забытья. — Пропадаю. Помоги мне.

Медленно, смакуя каждое ощущение, она повернулась лицом к нему и в белой пустоте его глаз прочла отчаянное желание, которое разделяла всем своим существом.

Теперь уже она тянула вверх его рубашку, обнажая торс. Жуткий шрам на боку почти совсем зажил. Ахей содрогнулся, когда Чи провела по нему пальцем: он, мистик, сейчас был беспомощен перед ней, чье сердце билось в лад с сердцем мира.

— Ахей, — выдохнула Чи. Волны насланного им моря все так же колыхали ее, слезы любви текли по щекам. Он стал сцеловывать их, и она притянула его себе на грудь, полностью отдавшись ему и вселенной.

Она проснулась перед рассветом. Ахей так и спал рядом, обнимая ее одной рукой — словно боялся, как бы она не исчезла.

Осторожно высвободившись, Чи оделась. Огонь прогорел до углей, но ей не было холодно.

Она вышла на балкон, расправила крылья и улетела.

36

Тринадцать магнатов, правивших Геллероном, явно не желали выслушивать пророчества Стенвольда. Будь он посторонним, его бы попросту выгнали вон — да и то из тех двоих, кого Стенвольд числил в своих должниках, один ясно дал понять, что знать не знает никакого Вершителя.