Книга Наследник императора - Александр Старшинов

— Будешь кусаться, щенка задушу, — пригрозил Тиресий.

— Ты — дурак, — заметил Кука.

Он протянул флягу пареньку со щенком:

— Пей…

Тот схватил флягу, принялся пить жадно, проливая на рубаху. Щенок, повизгивая, слизывал капли. Второй мальчишка глядел мрачно, поначалу отвернулся, но вскоре жажда взяла свое, и вдвоем (или, вернее, втроем) они опорожнили флягу Куки до дна. Мальчишки почти сразу осоловели и заснули, пока легионеры тащили их, как мешки, вниз на террасу, где собирали пленных.

— Что с ними будет? — спросил Тиресий.

— С этими? Продадут на рынке — что же еще. Щенка забери, — посоветовал Кука Тиресию. — Все равно по дороге придушат. А нам собака пригодится — палатку сторожить.

* * *

Когда похоронная команда стала выносить тела даков из крепости, чтобы сжечь их на одной из близлежащих террас, Бицилис вдруг подошел к Адриану.

— Дети… — проговорил он хриплым, срывающимся голосом. — Они не должны умереть.

— Но они уже мертвы, — не понял легат.

Ветер гнал дым с разгоравшегося за стеной Сармизегетузы костра в их сторону, Бицилис отворачивался и кашлял.

— Тела младенцев и маленьких детей нельзя сжигать, тех, кто еще не побывал в волчьих пещерах… — Бицилис с трудом подбирал слова и постоянно отирал бегущие из глаз слезы: видимо, дым нестерпимо ел глаза. — Детей надо похоронить, не сжигая.

Бицилис вдруг согнулся в три погибели, схватил руку Адриана и приложил к губам. Так они и стояли несколько мгновений.

— Малыш! — окликнул легат здоровяка-легионера, который в одиночку тащил бревно.

Тот, так и волоча бревно за собою, подошел к Адриану.

— Вели похоронной команде детей отдельно от взрослых складывать. Потом всех забрать и где-нибудь… Или вот что, Малыш… Лучше отыщи Приска и скажи, чтоб он нашел для детской могилы подходящее место. Пусть их там похоронят, не сжигая.

— Лучше всего — в скале, — уточнил Бицилис.

* * *

— Здесь, — сказал Приск, указывая на развороченное чрево скалы на дне реки.

Золото из тайника уже все вывезли, но русло так и не вернули на прежнее место — по-прежнему бежала река Саргеция со склона мимо запруды.

Несколько ауксилариев, выпросив день отпуска, рылись в камнях в поисках оброненных невзначай сокровищ. Один, кажется, отыскал золотую монету и спрятал ее в кожаный кошелек на поясе.

Приск спрыгнул с лошади.

Солдаты из похоронной команды стали снимать с мулов обернутые в лен и кожу свертки и укладывать их на землю десятками. Приск отвернулся, чтобы не видеть этих несоразмерно мелких вытянутых одинаковых свертков. Среди них был и его сын.

— У вас что там, копченая рыба? — крикнул один из ауксилариев.

Чтобы тела не портились в тепле, их обсыпали солью (соли в столице даков было запасено вдосталь), и шутка получилась мерзкой вдвойне.

— Брысь отсюда! — процедил, не глядя на мародеров, Приск. — Или так огрею…

Он не договорил, пригрозил демонстративно палкой из лозы, которой редко пользовался, но сейчас взял с собою.

— Ладно, мы и так собирались уходить, — буркнул ауксиларий, выползая из ямы.

Его место тут же занял Малыш и, не чураясь столь низкой работы, стал укладывать свертки на дно каменной ямы. Тел было много, но всю яму они заполнить никак не могли. Сюда же Приск положил сверток с найденными в Сармизегетузе игрушками — деревянными куколками да лошадками.

— Зачем все это? — спросил Тиресий.

— Не знаю. Так попросил Бицилис, — отозвался Малыш.

— Может быть, они должны прожить еще одну жизнь на земле? А для этого их тела не должны успеть разложиться? — предположил Приск.

Кука пожал плечами: никто из них толком ничего не знал о верованиях даков.

Уже сверху задвинули плиты, как вдруг Малыш всполошился и одну из них стал вновь поднимать.

— В чем дело-то? — окликнул его Приск. — Забыл чего? — Ему хотелось как можно быстрее все закончить и уйти.

— Монеты для Харона.

— Они же даки! Мы даже не знаем, есть ли у них Харон, — отозвался Кука.

— Харон есть у всех, — буркнул Малыш.

Мелких монет у него при себе не нашлось, и он бросил в могилу два римских денария чеканки Траянова времени, оба с ликом императора.

После чего плиту вновь опустили. Поверх накидали землю да дерн, положили камни.

Никто уже никогда не найдет эту могилу, весною покроет ее трава, через год начнут расти здесь первые елочки — через сто лет встанет лес до неба, как всюду вокруг. К тому времени все, кто лежит в этой яме, успеют прожить свою жизнь заново.

Приску очень хотелось думать, что так и будет.

Глава II

БЕГЛЕЦЫ

Лето 859 года от основания Рима

Капилна

Сабиней догнал отряд Децебала в Капилне. Флорис так выдохлась, что теперь он нес и вещи, и ребенка. Впрочем, вещей стало намного меньше: часть продуктов они съели, а без чего могли обойтись — бросили. В конце концов остался лишь мешок с едой, одно одеяло (Сабиней вполне обходился плащом) да сетка с едой, весьма уже похудевшая. Ребенок хныкал от голода. Флорис нажевала малютке хлеб, завернула в тряпицу и дала пососать эту нехитрую кашу.

Они долго карабкались к Капилне по крутой дороге, но их никто не остановил и не окликнул. Ворота крепости стояли нараспашку. Сабиней отметил, что, похоже, Капилну даже не собираются оборонять. Несколько человек вынимали камни в основании башни и прятали в импровизированный тайник серебряные и бронзовые украшения. Они проводили пришедших настороженными взглядами, после чего продолжили свое занятие. Во дворе стояли два десятка лошадей, многие уже взнузданные, на вьючных лошадях были накручены одеяла и мешки с продовольствием. Похоже, Децебал готовился отправиться в путь.

В жилой башне был накрыт стол, командовавший крепостью пилеат и его люди делили трапезу с великим царем. Сабиней и Флорис, войдя, тут же уселись за стол. На них, казалось, никто не обратил внимания, только жена пилеата повернулась к Флорис и поставила перед ней кувшин с молоком.

В ответ Флорис кивнула и неожиданно заплакала: она вдруг поняла, сколько им еще придется идти и что — пережить. Накануне вечером у нее даже мелькнула мысль: а зачем они бегут, почему не сдаться? Она — римлянка, сестра признает ее, Гай Приск — тоже. Как и когда это может произойти, Флорис понятия не имела, но странная надежда на избавление, на возвращение в Эск, вдруг окрылила ее и прибавила смелости. Она заговорила с Сабинеем о возвращении.

— Нет, — отрезал комат. — Даже если ты вернешь себе свободу (во что я верю с трудом), что станется со мной, ты знаешь? Меня превратят в раба, более того — в гладиатора. Я умру, сражаясь на арене.