Книга В глуби веков - Любовь Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По лагерю зашумели враждебные выкрики. Кое-где ударили в щиты. Засверкали мечи, выхваченные из ножен… Но фаланга шла, не нарушая строя, сумрачные черные глаза, глядящие из-под шлемов, грозили… И македоняне опустили оружие.
К еще большей своей обиде, македоняне увидели, как радостно, как ласково принял царь это персидское войско — как родных сыновей!
Македоняне, понурив голову, разбрелись по своим палаткам. Конечно, царь любит персов. Он набирает себе персидское войско. А они, македонские воины, прошедшие с ним все войны, царю больше не нужны!
— Чего нам ждать, если царь даже в жены себе взял азиатку!
Александру было известно, о чем говорят в войске. Но разговоры эти скоро прекратятся. Он знает, что ему делать.
Александр устроил большой пир для своих этеров и военачальников. И после первой чаши вина, когда гости повеселели, но еще были трезвы, царь сказал:
— Я женился на азиатке, друзья. Думаю, что будет хорошо, если и вы все женитесь на азиатках!
Друзья онемели. Чаши звякнули о столы.
— Невест много, — продолжал Александр, — дочери царя Дария, дочери знатных персов. Для каждого найдется хорошая невеста.
Гефестион, всегда владеющий собой, смотрел на Александра с молчаливым упреком.
— И ты женишься, Гефестион, друг мой. Одна из дочерей царя Дария будет твоей женой. Разве ты откажешься от царской дочери?
Гефестион молча опустил глаза.
— Царь, — сказал, смеясь, Неарх, — а ты что же, будешь у нас сватом?
— Не только сватом, — ответил Александр, — я и сам еще раз женюсь. Женюсь на персидской царевне. У нас будут персидские дети, мы все породнимся. Вот тогда и не будет больше разговоров, кто эллин, а кто варвар. Или для вас не велика честь породниться со своим царем?
— О Александр! — упавшим голосом сказал Гефестион. — Каким испытаниям ты нас подвергаешь!
— Друг мой, Гефестион! — ответил Александр. — Я и себя подвергаю тому же. Но ведь ты знаешь, чего я хочу. Когда мы породнимся с азиатами и тысячи македонян породнятся с ними, разлад между эллинами и варварами сам собою исчезнет. И это укрепит мою власть.
Гефестион молчал. Длинные черные кудри, упавшие на лоб, скрывали его глаза. Он понимал, что Александр надеялся этим смешением народов скрепить свое разноплеменное государство. Но жениться на персиянке…
— Ты думаешь, что я очень счастлив назвать женой Статиру? — продолжал Александр. — Ошибаешься. Лишь одна женщина есть в моей жизни — Роксана.
— Я понимаю, Александр. — Гефестион улыбнулся Александру. — То, что ты решил, — правильно. Может быть, только выполнить очень трудно…
Гефестион, сын Аминтора, был чистокровным эллином, и преодолеть присущего эллинам отвращения к варварам он не мог. Он мог только скрывать его.
Такого роскошного празднества еще не видели персидские города. Пять дней шумело свадебное веселье. Женился царь. Женились его этеры, его военачальники. Женились на азиатских женщинах воины-македоняне. Когда стали считать, то оказалось, что свадеб было больше десяти тысяч. Царь всем невестам дал богатое приданое, он щедрой рукой одаривал всех новобрачных.
Кто думал о счастье? Кто ждал счастья?
Многих прельстило приданое невесты. Многие хотели угодить царю. Женщин о согласии не спрашивали. Они должны были забыть о своих отцах и братьях, погибших в битвах с македонянами, которые стали их мужьями. Но могли ли они забыть?
Александр все понимал. Злое, с прямыми чертами лицо Статиры не привлекало его. Но он веселился, пил вино, громко приветствовал певцов и флейтисток. И потихоньку, с затуманенной, захмелевшей головой, шептал себе в чашу:
— Светлая моя… Светлая моя…
Роксаны не было в Сузах. В тот же день, как узнала о том, что готовятся свадьбы, не простясь с Александром, уехала в Вавилон.
Александр сделал то, что хотел. Но он чувствовал, что эти свадьбы по его приказанию не принесли радости никому. Многие, получив приданое от царя, тут же покинули своих жен. Многие женщины, безропотно покорившиеся приказу царя, бежали и прятались от своих мужей, которые были им ненавистны…
Объединения не получалось. Какое-то тяжелое уныние, как похмелье после большого пира, угнетало лагерь.
Что сделать, чтобы в войске поднялось настроение? Дать денег? Александр знал, что многие воины его завязли в долгах, и он решил уплатить их долги из своей царской сокровищницы.
По всему лагерю были поставлены огромные столы. На них лежали груды золота и серебра. Глашатаи ходили по войску:
— Воины македонские, если у кого есть долги, царь заплатит их. Приходите и записывайте свои имена.
Лагерь гудел. Это неслыханно! Царь хочет уплатить их долги!
Но записываться не спешили. Царь хитроумен. Может быть, он вовсе и не собирается платить их долги, а просто хочет выяснить, кто из них живет безалаберно и тратит больше, чем имеет… А таких среди войска немало. Получили жалованье и тут же пропили или проиграли… Да ведь и кроме жалованья, было достаточно всякой добычи. Что скрывать? Грабили и города и деревни. И все-таки в руках ничего не осталось, кроме долгов. Что-то скажет им царь, когда это все всплывет наружу?
Лишь немногие внесли в списки свои имена. У них были большие семьи, и жалованья не хватало.
Царь с удивлением смотрел, что к столам никто не подходит. А когда понял, в чем дело, рассмеялся. И рассердился.
— Царь говорит только правду своим подданным, — сказал он, — и подданные должны верить своему царю!
И уже не велел записывать имен должников — пусть берут так.
Началось веселое оживление. Сначала смущенно, потом уже уверенно воины предъявляли долговые обязательства. Рабы, взятые на войне, едва успевали таскать мешки с деньгами к столам. В этот день по войску разошлось двадцать тысяч талантов.
Александр одарил и военачальников, учитывая сан и учитывая доблесть в сражениях. А лучших друзей своих за их подвиги увенчал золотыми венками — высшей наградой Эллады. Первым получил венок Певкест, прикрывший царя щитом у маллов. Потом Леоннат, который тоже, вместе с Певкестом, защитил у маллов царя и блистательно победил оритов в Индии. Затем был увенчан Неарх, проложивший морской путь по Великому морю. Получил золотой венок и Онесикрит, кормчий царского корабля. Гефестиону, много построившему и мостов, и верфей, и городов, Александр сам надел золотой венок.
Казалось, конца не будет празднествам и веселью. Но так только казалось. Александр уже обдумывал дальнейший поход и дальнейшие завоевания еще не завоеванных земель.
Войско у Александра уже не то, что было. Много у него людей и больных, и старых, и отягченных ранами, уже не пригодных ни к битвам, ни к тяжелым переходам. Он давно думал о том, что надо отправить стариков на родину. Он думал об этом, когда видел, как идут перегруженные семьями и всяким скарбом обозы, замедляя ход армии. Он думал об этом, когда видел, как, превозмогая слабость и усталость, шагают старые македоняне… Армию надо было формировать заново.