Книга Удар из прошлого - Андрей Троицкий

Казакевич одобрительно засмеялся.

– Да, таких дел наворочал, что ему лучше в России не светиться, – сказал он. – Ты не видел ту пленку, где Тимонин режет на части женщину? Чем там дело кончилось? Я лично не смог досмотреть до конца, боялся блевонуть.

Без остановки промчались Подольск, глухой вечер спрятал бедность, унылую картину провинциального промышленного города. Дождь к ночи так разошелся, что «дворники» едва справлялись с потоками воды. Рокотал далекий гром, впереди над дорогой то и дело вспыхивали молнии. Казакевич закрывал глаза, но ломаные линии молний, словно отпечатанные на зрачках, совсем не исчезали. Черные деревья клонили на сторону свои вершины.

– Интересного мало, – в эту минуту Бокову нравилось врать. – Тимонин все резал, резал эту женщину на мелкие кусочки. Пальцы, уши, нос… Море крови. А потом несколько раз ударил её рукояткой ножа в нижнюю челюсть. Затем ей на шею положили палку, нажимали на концы палки с двух сторон, пока баба не задохнулась. А потом они выкололи женщине глаза. И веселой компанией сидели рядом с трупом. Тимонин и его случайные дружки. Пили водку. Это не перескажешь словами. Это надо видеть.

– Они даже это сняли на видео?

Казакевича так напугали садистские подробности казни, что он испытал ни с чем не сравнимое, очень необычное ощущение. Показалось, от страха и омерзения у него зашевелились уши. Хорошее бодрое настроение, не оставлявшее его весь день и вечер, быстро испарилось. В душе острой занозой засела тревога и тягостное ожидание чего-то недоброго. «Если Леня совсем сбрендил, окончательно с ума съехал, – подумал Казакевич, – то он и меня запросто того… На куски порежет. Если у него плохое настроение».

– Все сняли на камеру, – нагнетал обстановку Боков. – Отвязали труп от кровати. Положили на пол. Сели рядышком, по-восточному. Мужики много курили, а пепельниц у них не было. Так они стряхивали пепел и складывали горящие окурки в раскрытый рот трупа.

Боков свернул направо, двухрядная кочковатая дорога пошла по полям. В сумерках мимо проплыла ржавая громадина брошенного экскаватора, у горизонта угадывались холмы песчаного карьера. В поле светился какой-то одинокий огонек. Казакевич передернул плечами. Проехали какую-то деревеньку. Фонарей на улице нет, лишь за пеленой дождя светятся редкие окна в домах.

– Мы не заблудились? – спросил Казакевич.

– Подъезжаем, – ответил Боков.

Действительно, минут через десять машина съехала на обочину и остановилась. Казакевич, подхватив кейс, вылез. Дождь струями лился из дырявых туч. Справа к темному горизонту уходило неровное поле, слева за мокрыми кустами, виднелись то ли заброшенное жилье, то ли сараи. Сверкнула молния, её вспышка вырвала из темноты силуэт разрушенной колокольни, невысокую церковь, округлые темные маковки, лишенные крестов.

– Нам сюда.

Боков показал рукой на кусты, между которых угадывалась узкая тропинка. Казакевич заспешил следом, поскользнулся на скользкой глине, упал одним коленом на землю.

– Что тут находится? – спросил он придушенным шепотом.

– Кладбище, – ответил Боков. – Нам напрямик. За кладбищем наш дом.

По опыту Казакевич знал, что ночная дорога через кладбище, даже если она лежит напрямик, не всегда самая близкая дорога. Ночами люди по кладбищам не ходяят. Там можно не только ногу или руку сломать, но и голову оставить.

– Что ещё за кладбище? – спросил Казакевич, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.

– Сельское кладбище, – ответил Боков. – Но у него дурная слава. Поэтому людей тут давно не хорошят. Говорят, недавно здесь совершили ритуальное убийство. Какому-то человеку вырезали печень. Перевернули несколько крестов. Кувалдой раскололи надгробья.

Боков замолчал. Он решил – хватит врать, иначе Казакевич так испугается, что вернется к машине.

– А вообще тут спокойно, – сказал Боков.

– Ясно, веселое местечко, – Казакевич вытер ладонью влажный лоб.

Хорошо, что предусмотрительный Казакевич приял некоторые меры предосторожности. К щиколотке правой ноги прикрепил кобуру с миниатюрным семи зарядным пистолетом «Беретта Бобкат» двадцать второго калибра. Пистолет хоть и мал, но для ближнего боя оружие весьма серьезное.

Казакевич в лаковых ботинках, мгновенно промокших, медленно шагал за Боковым, отмахиваясь руками от мокрых ветвей, так и норовивших ударить по лицу. Временами он совершенно ничего не видел перед собой. И из этой страшной темноты, как облако, выплывало мертвое лицо порезанной женщины. Лицо, обезображенное глубокими порезами, с черными провалами пустых глазниц… И ещё мертвый рот, полный табачного пепла и окурков. Боков вывел Казакевича на тропинку, тянувшуюся между могильных оградок. Кажется, на открытом месте стало немного светлее.

– Здесь приведения не водятся? – решил пошутить Казакевич, и сам испугался своего голоса, настолько глухо напряженно он зазвучал. Боков не ответил.

* * *

Опустив руку в карман плаща, Казакевич выудил сигарету, попытался прикурить, но сигарета мгновенно размокла и развалилась. Пока он копался с зажигалкой, Боков, идущий впереди, исчез неизвестно куда. То ли нырнул в кусты, то ли спрятался за могильными надгробьями. Казакевич выплюнул прилипший к губе фильтр, стер с подбородка мокрый табак и папиросную бумагу. Он прошел несколько метров вперед, надеясь увидеть спину Бокова. Но в темноте можно было разглядеть лишь мутные абрисы белых крестов и низких надгробий из ракушечника.

– Саша, – позвал Казакевич. – Саша, где ты?

Не слышно ни шагов, ни человеческого голоса, лишь завывания ветра, обрывающего с кустов мокрые листья. Теперь, ночью, на незнакомом кладбище, история, услышанная нынешним утром от Девяткина, представилась совсем в ином зловещем свете. Видимо, Тимонин окончательно спятил с ума. Он заманил Казакевича на кладбище, чтобы и его порезать на куски, расчленить тело, скормить мясо бродячим собакам.

– Саша, Саша, – позвал Казакевич. – Сашенька.

Тишина. Только капли дождя шуршат в листве, как полевые мыши. Казакевич без долгих рассуждений поверил в свою новую версию. Он повернулся, бросился бежать обратно, к дороге. Но гладкие подметки ботинок скользили по мокрой глине, ноги разъезжались, двигаться быстро мешал громоздкий кейс. Через несколько секунд Казакевич наткнулся грудью на высокие могильные ограды, значит, вперед нет пути.

Кажется, он заблудился, потерял дорогу. Этого ещё не хватало. Казакевич повернулся обратно. Куда теперь идти, в какую сторону поворачивать? Казакевич присел, поставил кейс, поднял брючину, вытащил из прикрепленной к щиколотке кобуры миниатюрный пистолет. Неожиданно оружие выпало из скользких дрожащих пальцев. Казакевич принялся шарить руками в траве, силясь найти пистолет.

Сверкнула молния. В млечном призрачном свете Казакевич увидел пистолет за могильной оградкой. Он просунул ногу между ржавых прутьев, но так и не дотянулся до оружия. Чья-то рука схватила его за шкирку и дернула вверх с такой силой, что Казакевич едва не вылетел из своего плаща. Он успел разглядеть, что лицо нападавшего закрывала черная маска с прорезями для глаз.