Книга С открытым забралом - Михаил Сергеевич Колесников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Файзулла поймет главное, научится видеть неразрывную связь экономических и политических задач Советского государства, — это избавит его от деляческого подхода к задачам строительства нового общества. Очень важно, чтобы он не увяз в малых делах, не растворился в них. Планомерная организация экономики, плановое ведение хозяйства, господство общественной собственности, научность, централизованное руководство, инициатива, энтузиазм тружеников, участие населения в управлении, кооперирование крестьянства, ориентация на крупную машинную промышленность, постоянная, сознательно поддерживаемая пропорциональность, наконец, материальная ответственность за организацию оборота средств, административные, экономические, социально-политические методы управления — все это очень важные, до конца не познанные категории, в которых хозяйственное управление тесно переплетено с государственным. Управление обществом, управление государством, управление производством и экономикой... О, быть государственным мужем не так-то просто, Файзулла Ходжаев! И все-таки нельзя, недопустимо управление хозяйством растворять в государственном управлении. Тонкая наука. Учись разграничивать, различать аппарат собственно государственный и аппарат хозяйственный.
Не забывай, завяжи узелок, десять узелков: природа Советского государства выражает интересы большинства народа — вот краеугольный камень, вот основа для правового регулирования. В Советском государстве принуждение тоже особое: оно перестает быть главным методом. Основную ответственность за управление несет партия, она руководит всеми органами народной власти, является их ядром. И не забывай, не забывай об интернационализме — важнейшей черте управления государством...
Я понимаю тебя, Файзулла Ходжаев, тебе хочется знать, какими качествами должен обладать человек, оказавшийся на вершине власти. Не знаю...
— Я буду учиться, Койбаши-ака... Только скорее возвращайтесь в Бухару...
Они засиделись допоздна. Валериан Владимирович рассказывал о Фрунзе, о Кирове, о Чапаеве, о годах ссылки и тюрьмы, о том, как впервые увидел Ленина. Он говорил о том, что каждый приходит к пониманию необходимости диктатуры пролетариата своим, подчас очень трудным, путем. Он, Куйбышев, не сразу понял дело рабочего класса как дело освобождения всего человечества от эксплуатации и угнетения. Это пришло потом, когда стал понимать работы Ленина. А когда понял, решил служить рабочему классу до последнего дыхания, ибо нет и не может быть другого, более важного дела. Вся семья Куйбышевых поняла это. Ленин на весь мир один, и у него нужно учиться всему: воевать, хозяйствовать. Ильич ненавидит фразерство, игру в администрирование, у него к любой проблеме строго научный подход. Деловой подход. Когда Ильич выступает, то его выступление подчинено единой большой идее, которая с каждой фразой как бы просветляется сквозь факты, уточняется. Он знает в совершенстве сложную науку управлять массами. Не хозяйством как таковым, а массами, так как управление хозяйством, страной можно осуществить лишь через сотни и тысячи людей.
— Всякий раз, встречаясь с ним, я удивляюсь ему по-новому, — сказал Валериан Владимирович. — Когда он успевает делать все? Приходит почти на каждое заседание Большого Совнаркома, Малого Совнаркома, Совета Труда и Обороны, а здесь всякий раз нужно выслушать не меньше полсотни докладчиков. И он их выслушивает, во все вникает. Важные проблемы решает, привлекая десятки специалистов. Когда Ильич занимался разработкой положения об автономии Туркестана, то привлек к этому делу народного комиссара юстиции, представителей народных комиссариатов национальностей, а также работников комиссариатов внутренних дел.
Казалось бы, ничтожный вопрос на фоне огромных государственных вопросов — управление домами. Мне рассказали, в какое негодование пришел Ильич, когда ему принесли текст положения «Об управлении домами». В ответной записке он указал, что речь должна идти не о том, чтобы иметь «Положение», а о том, что дома наши находятся в безобразном, антисанитарном состоянии, «загажены до последней степени, до подлости». И распорядился арестовать в административном порядке несколько нерадивых комендантов и оповестить население об этом через газеты. Небольшой штрих. А рядом с этим — пристальное внимание к разработке фронтовых и даже армейских операций, связанных с освобождением важных экономических и политических центров. Все, что происходит в Туркестане, Бухаре, Хиве, — все живо интересует Ленина.
Так учил Валериан Владимирович Файзуллу Ходжаева ленинскому стилю руководства и управления. То была сложная, увлекательная наука, своеобразное искусство, четкие принципы государственного мышления.
— Государственное мышление не придет само собой, нужно настойчиво развивать его в себе, уметь подниматься над грудами мелочей, выделяя генеральную линию. И не следует обманываться, будто один можешь поднять всю громаду. Ты прежде всего организатор. Ты должен организовать массы, сплотить их, а для этого необходимо найти подход к каждой нации, учитывая уровень ее развития, особенности. Перед тобой экономическая и культурная отсталость. Но ты должен преодолеть ее. Перед тобой яростная попытка контрреволюционеров использовать в своих целях наследие прежней национальной вражды, буржуазный национализм и великодержавный шовинизм, сопротивление национал-уклонистов внутри самой партии. Но ты обязан преодолеть все это. Помни: идеология — это борьба. Вот когда вернусь, вплотную займемся марксизмом, — пообещал Валериан Владимирович. — Владимир Ильич однажды сказал моему давнему приятелю Григорию Ивановичу Петровскому: «Нам могут служить примером якобинцы. Комиссары периода якобинской диктатуры действовали смело и решительно. Так должны действовать и мы. Отставание от революции опасно, им может воспользоваться классовый враг и уничтожить все завоевания революции».
Файзулла заинтересовался:
— Расскажите о якобинцах. Я немного слышал о них.
— О якобинцах нужно начинать рассказывать с самого начала. Это значит рассказать историю великой французской буржуазной революции. Якобинцы совершили самый радикальный переворот в истории человечества того времени. Робеспьер перед казнью сказал: «Смерть — это не вечный сон... Это дорога к бессмертию». Вернусь, расскажу и о Робеспьере, и о Сен-Жюсте, о Кутоне и других... Да, да, отставание от революции опасно.
Разве мог он знать, что больше не вернется в Бухару, в Туркестан?..
Для скорости продвижения по железной дороге надел шинель, шлем со звездой, навесил сбоку маузер, серебряную шашку, которую ему преподнесли в знак благодарности за освобождение Бухары. И сразу все осталось позади — басмачи, беки, узорные минареты, купола древнего города, куча нерешенных вопросов. Но и в поезде, неторопливо ползущем через немыслимые заснеженные пространства, он продолжал думать о Бухаре, о Файзулле Ходжаеве, о том, что нынешний год в степи выдался страшный — джут, гололедица, большой снег, массовый падеж скота. На станциях — покалеченные, исковерканные паровозы, разбитые вагоны. По сути, транспорт парализован. Толпы беженцев. Куда бегут? В Ташкент? Там тоже хлеба нет.
Он пробирался по разрушенной стране, по стране голодающей, застывшей, гибнущей от сыпняка и черной оспы. Молчаливые корпуса заводов и фабрик. Ночью ни огонька на сотни верст. Бирючья темень, вьюга. Никто не удивляется финансовому хаосу, в который втянута республика.