Книга Кодекс боя - Александер Дарвин

плечу, но вдруг замер. Происходящее на экране привлекло его внимание.

Картинка менялась, смещаясь от безжизненного тела к человеку, стоявшему по другую сторону круга. К гривару, убившему Артемиса Халберда.

До этого момента Сего даже не думал о противнике Артемиса. Потрясение от смерти чемпиона отвлекло мысли от самого боя. Как он проиграл? Как получилось, что непобедимый борец не только проиграл, но и погиб? Кому оказалось под силу его убить?

Некоторое время победителя скрывала тень, но потом он повернулся, и Сего увидел его в меркнущем свете спектралов.

В следующий момент Сего упал на пол рядом с Сол, но оторвать глаза от экрана не смог.

Невозможно! Как… как это могло случиться?! Мюррей сказал, что никто из них не был настоящим!

Но и ошибка была исключена. На лице гривара играла кривая усмешка, как будто он смеялся над шуткой, которую никто больше не услышал.

Не веря глазам, Сего всматривался в экран.

Гривар, стоявший напротив безжизненного тела Артемиса Халберда, был его братом Сайласом.

Глава 24

Жертва

Гривар должен полностью сосредоточиться на настоящем моменте. Обремененный событиями прошлого или слишком легкомысленный в предвкушении будущего, гривар не сможет найти ритм боя. Волна, накатывающаяся на берег и отступающая в море, не знает ни цели, ни пути, не замечает хода времени. Таким должен быть и гривар в каждом своем вздохе: волной, пребывающей полностью в настоящем.

Раздел третий, Двадцать седьмая заповедь Кодекса боя

В редкий для столицы ясный день Мюррей Пирсон поднимался по спиральной лестнице Рыцарской башни. Солнце встречало его на каждом этаже, заглядывая в защитное окно и бросая свет на угрюмые каменные стены.

Он уже миновал центральную кухню, комнату с тренировочным оборудованием, зал круга, жилые помещения рыцарей. Добравшись до верхнего уровня, перевел дух. Ничего удивительного, что Мемнону удается поддерживать себя в такой форме, совершая ежевечерние восхождения только для того, чтобы дать отдых глазам.

Лестница закончилась, и Мюррей остановился перед входом в обиталище верховного. Положив ладонь на дверь, он ощутил надежную крепость цельного массива дуба, коснулся трещинок на зернистой поверхности дерева и вмятин, оставленных костяшками пальцев, стучавших в эту дверь на протяжении десятков лет.

Мюррей сжал кулак и ударил по двери.

– Открыто, – донесся приглушенный голос.

Он никогда не бывал здесь раньше, но, разумеется, слышал всякое про то, что за этой дверью находится. Говорили о пыточной, где верховный подвешивает на дыбе рыцарей-неудачников. О сияющем ауралитовом круге, что изводит Мемнона шепотом некой призрачной толпы. О булькающих ваннах в лаборатории для выращивания гриварского потомства.

Мюррей всегда отвергал такого рода слухи как нелепые, но в душе был готов увидеть хоть что-то из перечисленного.

Ни пыточной. Ни ванн и кругов. Ни картин на стенах. Ни декоративных ковриков. Вообще никаких украшательств, широко распространившихся в нынешней Цитадели. Только спальный паллет на полу, потертый мешок для тренировок в углу и расстеленное в задней части комнаты татами.

Непритязательная, как и полагается гривару, обстановка.

Мемнон стоял у окна, сцепив руки за спиной и глядя на столицу, залитую редким солнечным светом.

– Удивительно, что мы живем в такой темноте ради считаных светлых дней, – пробормотал командор.

Мюррей подошел к окну. Каждый раз, встречая Мемнона, он замечал, что тот выглядит немного старше, а тени под глазами залегают все глубже.

Некоторое время они молча стояли бок о бок, взирая на раскинувшийся внизу город. За последние годы изменилось многое. Когда-то Мюррей равнялся на Мемнона, относился к нему почти с таким же почтением, как и к Коучу, восхищался им. Как и Коуч, этот человек был живой легендой.

Мюррей первым нарушил молчание.

– В чем дело? – Он и впрямь пребывал в растерянности.

Как случилось, что они настолько разошлись?

– Приходится идти на жертвы ради блага нации. – Мемнон произнес эти слова устало, как будто ему не меньше, чем Мюррею, надоело их слышать.

Мюррей покачал головой:

– И одной из этих жертв была наша честь?

– Честь, – повторил Мемнон. – А отключать освещение по всему Эзо из-за того, что у нас нет сплавов для поддержания светильников в рабочем состоянии? Погружать во мрак всю страну? Не иметь возможности добыть ресурсы, чтобы наши граждане не голодали? Это достойно? Благородно?

– «Рука кормящая может быть рукой сражающейся», – ответил Мюррей цитатой из Кодекса. – Нельзя отказываться от наших идеалов только для того, чтобы не отставать.

– Кодекс, Кодекс… – Мемнон вздохнул. – Ты такой же, как он. Он тоже всегда выбирал легкий путь. Все просто: строго придерживайся Кодекса, а более сложные проблемы воспринимай как прилив. Пришел и уйдет. И не надо думать о проблемах нации, не надо видеть, как меняется мир. Занял позицию и стой на ней. Кодекс, честь. Я всегда ему завидовал.

– Коуч придерживался Кодекса, потому что это правильно, – твердо сказал Мюррей. – Если бы и ты поступал так же, мы бы не оказались там, где мы сейчас. Позор, бесчестие. И Артемис Халберд мертв.

– Там, где мы сейчас? – повторил Мемнон. – Впервые за долгое время мы обрели почву под ногами, а на горизонте забрезжил свет, который позволит нам победить соперников.

– Свет на горизонте… – Мюррей начал закипать. – Свет на горизонте? Твой свет – пятно! Ты выращиваешь детей в ваннах и избавляешься от них, если они не соответствуют образцу!

Мемнон повернулся к Мюррею. Даже сейчас, когда Мюррей стоял с побагровевшим лицом перед верховным, тот казался усталым, как будто слышал эти аргументы тысячу раз.

– Я понимаю твою позицию, Пирсон, но для того, чтобы управлять Цитаделью, одной чести мало. Нужно чем-то жертвовать.

– Ты сам выбираешь свои жертвы, Мемнон. Дети, которых ты растишь и изучаешь, с которыми экспериментируешь, – они невинны. У них нет выбора.

– У верховного командора Цитадели тоже нет выбора. Я вынужден делать то, что лучше для Эзо.

– Вот почему мы разные, – сказал Мюррей. – Вот почему Коуч был не такой, как ты. Вот почему он ушел. Выбор есть всегда.

– Ты постоянно ссылаешься на Коуча. Коуч – твой сияющий маяк чести. Человек, который не мог сделать ничего плохого.

– Он заслуживает уважения, – рыкнул Мюррей. – В отличие от многих других, он не отказался от своих убеждений.

Мемнон посмотрел ему в глаза:

– Коуч был не тем, за кого ты его принимал.

Мюррей покачал головой. Опять эти манипуляции.

– Не веришь? – спросил Мемнон. – А знаешь ли ты, куда Коуч уехал?

Вопрос застал Мюррея врасплох.

– Э-э… Он никогда мне не говорил.

– А почему не говорил? Как думаешь? Ты ведь был его лучшим учеником, практически сыном. Почему же он не сказал, куда отправляется? Ты заслужил право знать.

Мюррей молчал.

– Ты считаешь, что Коуч бросил тебя. Но он не бросил. И никуда не уехал.

– Никуда не уехал?! – повысил голос Мюррей. – Никто не видел его вот уже больше десяти лет!

– Как и в случае с Кодексом, все не так просто, как нам часто кажется, – сказал Мемнон.

Мюррей уже хотел уйти. Прямо сейчас. Коуч был последним, что у него