Книга Прости… - Галина Сергеевна Перун

и спрашивают несуществующих детей?

— Вы шутите? Я родила двух девочек, видела их! Вы что мне не верите?

— Я не знаю, кому верить. Как вчера помню это дежурство. На тот момент была в отделении только одна пациентка тяжёлая, я даже фамилию запомнил — Лебедева. У неё ребёнок действительно, под наблюдением был. Боялись, что не выкарабкается. Но в остальном, всё тихо, никаких происшествий.

— Вы хотите сказать, что моя девочка умерла? — Ирине не хватало воздуха, она чувствовала, как млеют ноги и руки. Ей казалось, что в этот момент она теряет что-то очень важное и дорогое в её жизни — надежду. Ведь только на это у неё и остались силы — вернуть надежду на прощение.

— По документам нет. Не было у нас тогда никакой смертности. Мне самому интересно, куда девался младенец? И почему от меня это скрыли?

— Как вы думаете, моя дочь жива? Где мне её искать? Акушерка Екатерина Андреевна, — вдруг вспомнила Ирина. — Она тогда давала подписывать мне все документы. Можно же у неё спросить. Как её найти?

— Не можем мы у неё ничего спросить, — Фёдор Петрович сел на стул и обхватил голову руками.

— Почему?

— Инсульт у неё. Уже несколько месяцев неподвижно лежит в постели, не разговаривает, только мычит. Вряд ли она может нам быть полезна. Думаю, так и останется их проделка в тайне. Не хочу вас обнадёживать, скажу что думаю: полагаясь на ваши слова — девочка была в плохом состоянии. Из этого я смею сделать вывод, что ребёнок наверно умер в первые сутки, а ваш отказ сыграл на руку дежурной смене.

— Не понимаю.

— Ну что здесь не понятного? По документам везде провели одного ребёнка, а второго нигде не зарегистрировали — нет малыша, нет смертности в отделении.

— Вы всё-таки думаете, ребёнок умер?

— Ну а где, по-вашему, он делся?

— Зачем они это сделали?

— Тогда я тоже задам вам встречный вопрос — а зачем вы от него отказались? Молчите? Вот и они в свою очередь побоялись нести ответственность за смертность в отделении. Действительно, всё тайное, рано или поздно становится явным.

— Я не верю вам! Вы всё это придумали, чтобы я отказалась от поисков! Вы хотите мне сделать больно! Я всё равно её буду искать! Столько лет жила надеждой увидеть свою девочку, а теперь всё в одночасье рухнуло. Верните мне мою дочь! Я умоляю вас, помогите мне! Вы же сами говорили, что не было смертности! Значит, она жива! Жива — я чувствую!

— Успокойтесь. Вот выпейте успокоительное, вам станет легче, — он протянул пластмассовую мензурку с валерьянкой.

— Мне не нужны ваши капли! Они мне не помогут! — рыдала Ирина.

— На улице поздно, я ни куда вас не отпущу. Останетесь ночевать у меня. Обдумаете за ночь всё, может, ещё что-то важное вспомните, а завтра мы ещё раз это обсудим и придумаем, что можно сделать в вашей ситуации.

Утро не принесло облегчения, ни чего не изменилось. Ирина надеялась, что доктор вспомнит что-то ещё, но новости были не утешительными. Фёдор Петрович только ещё раз подтвердил своё мнение. Надежды на то, что дочь жива не было.

На удивление, они очень спокойно поговорили, вспомнили все подробности того дежурства. Фёдор Петрович угостил её горячим завтраком. Ирина была благодарна ему, что он просто с ней беседует, не упрекая, не осуждая и не жалея. В данный момент это много значило для неё. Покидая дом доктора ей даже было немного жаль расставаться с этим мудрым человеком, зная, что уже ни когда и ни при каких обстоятельствах она с ним не встретится. Хоть новости были и не утешительные, впервые за эти годы она почувствовала облегчение, как будто груз упал с её плеч. Несмотря на это поиски прекращать она не собиралась. И поэтому первым делом решила навестить детский дом в пригороде.

На окраине города, рядом с лесным массивом, на берегу не большого озера, одиноко стоял детский дом. Мрачные серые стены здания были обнесены высокой железной оградой. Ирина подёргала дверь, оказалось заперто. Она осмотрелась по сторонам, во дворе пусто. С боку калитки заметила кнопку звонка. Спустя минуту, на крыльце показалась женщина в белом халате, она подошла ближе и спросила:

— Что вы хотели?

— Мне нужно поговорить с кем ни будь из вашей администрации.

— Вы по поводу усыновления?

— Нет, мне по другому вопросу.

— Хорошо, я сейчас о вас доложу. Директор, Алла Васильевна, как раз на месте. А пока подождите в фойе.

К своему удивлению, Ирина не чувствовала волнения. Впервые она была уверена в себе, говорила спокойно и размеренно, как будто речь шла не о ней, а о ком-то другом.

Женщина средних лет, молча слушала от начала до конца её историю, потом внимательно всматривалась в фотографии маленькой Кати, которые Ирина взяла с собой специально для этой цели. Ирина напряжённо ждала ответа. Но равнодушная, строгая начальница так и не сказала ничего утешительного. Кроме того, что с такой фамилией дети точно не поступали. А выразительную внешность девочки, она сразу бы запомнила, поэтому в их детском доме её дочери точно не было. Ирина слушала, как слетают с губ сухие слова этой женщины и понимала, что ничего кроме порции презрения и осуждения, она здесь не получит. Покинув стены казённого дома, где ютятся брошенные малютки, Ирина вышла на дорогу. Она даже не удосужилась застегнуть пуговицы на верхней одежде. Ледяной ветер дул в лицо и трепал полы шубы. Холода она в этот момент не чувствовала. На глазах прозрачной каплей застыли слёзы. Какими-то ватными, не своими ногами, она шла вперёд, не разбирая дороги. Свернула на тропинку и подошла к замёрзшему водоёму. Ноги больше не могли держать её тело, она упала в снег. Катаясь по рыхлым сугробам, зарыдала навзрыд.

Глава 8

Простить…

Два часа их счастливой встречи пролетели незаметно, время безжалостно близилось к концу. Как бы ни хотелось этой паре не расставаться, всё равно рано или поздно приходилось возвращаться к привычному для них укладу жизни. Где каждый,