Книга Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне - Вера Талис

прямо-таки, премилую жену, очень привлекательную мамашу, маленького братишку и толстую, хитрую Таньку-бестию. Думает, что еще не совсем скоро он к ним вернется; и хочется ему, и еще не хочется – еще не надышался как следует западной премудростью, не вкусил еще культурных городов, еще только и видел, что дряхлый Париж и нищий духом Дортмунд. И думает, и надеется, что его Анютушка не будет сетовать на него за оставшиеся 7 недель; он постарается теперь-то посылать кучи хороших, содержательных писем и импримешек, чтобы хорошо заполнить жизнь своих милых; он думает еще, что вот отбудет он свое послушание в Дортмундовском скиту – и тут-то только увидит настоящую Европу… Он думает, что вы и не думаете, сколько он вам еще интересного пришлет и как он вас всех любит. И стéны кругом, и весь дом… думает… думает… Доктор

22:45. ‹…› А день у меня сегодня был хороший и интересный, так что стóит отвлечься от этих странных чувствований и быть более sachlich[273], как немцы говорят…

23:00. Делали сегодня утром же вторую съемку, а первую Леманн проявил – я уж писал, что вышло совсем хорошо. Безукоризненно работает мигатель контрольной лампочки: крайняя лампочка мигает ярко, а средняя – еще чуточку видна. Думаю, что для успеха надо поить лампочку постоянным током (как мы тут и делаем;) во всяком случае, укажите Володе, чтобы он не забыл в чемодане отводку для мигателя (см. схему в Абдергальдене[274]). …Потом, следовательно, съездил в город – в банк за деньгами для себя, и обедать. А после обеда в субботу Институт не работает, – так мы пошли опять с Горкиным в город. Я, во-первых, отослал кое-какие импримешки («друкзахи»). Теперь я, так сказать, карты открою. Поехали нынче 2 пакета. В одном кое-какие путеводители и «Митропы»[275] для барина (ширина колеи 54 мм – 1908, потом 35 мм – самые маленькие, потом начали делать больше для Сергея). В другом: а) сказки известного германского поэта A. Puschkin для всех[276], b) немецкие соборы для Карлуши, специально ей от Доктора; с) немецкое барокко – для Татьяны; для Нюты чудесная большая книга «Das schöne Deutschland». Но ты вообрази, что я ее в Москве купил и домой принес и говорю: «Нютик, дай мне ее сперва поглядеть». Ведь ты дашь, верно? Ну вот, я ее погляжу сперва немножко, а тогда тебе пошлю. Хорошо, Нютик? Ведь тебе не жалко для Кольки?

‹…› Пошли мы с Горкиным смотреть тот универсальный станочек Lorch, о котором я уже писал. Он стоит в мастерской, и очень любезный механик мне его подробно показал. Станочек чудо как хорош, я прямо залюбовался. Он всего 50 см длины, и на нем можно: а) точить, b) пилить, с) сверлить, d) делать всякие нарезки резьбы, e) фрезеровать, – иными словами, все операции металлообработки. Станочек собран и привинчен, я отпечатал на бумажке сечение самой тяжелой части, дóма измерил и перемножил. Вышло, что «щека» (то есть продольная часть) весит 5,5 кг, то есть очень мало для станка, но все еще много для 5-килограммовой посылки. Придется еще что-нибудь мозговать. Оттуда пошли к почте, и вдруг мимоходом я увидел витрину магазина с роялем из 2 клавиатур и 3 педалей. Зашел туда; приняли меня так, точно я сейчас пару роялей у них куплю: усадили, объяснили и т. д. Оказывается, это все-таки рояль, но новый патент, верхняя клавиатура настроена на октаву выше нижней, вводится 3‐й педалью. Ясно, что звучность может быть очень богатой и для техники новые возможности[277].

<Дортмунд, 24/XI>

Я грущу, ребятки, милые ребятки, это нехорошо, правда. И сегодня опять ни одного письма. Ведь вас четверо, ох, неужели трудно писать мне немножко побольше? Мое огорчение усугубляется тем, что я должен, чтобы не предполагать чего-нибудь тревожного, думать, что это свинство. Ну, не заставляйте меня горевать; ведь не наказываете же вы меня за что-то! И такими способами не наказывают. Сегодня дождь и вой ветра с утра. Мы никуда не поехали. У меня много книжек и много дела на сегодня, день не пропадет зря, но как-то кисло, и все думаю не о том, о чем нужно. Сейчас улягусь на диван с хорошей книжкой, авось разгуляюсь немножко. Если бы одно письмишко, какое-нибудь завалящее! У меня еще ни разу не проходило 3 дня без писем; значит, завтра наверно что-нибудь придет; если нет – телеграфирую. ‹…›

Анютонька, письмо вышло короткое, но ничего не придумывается. Устал как-то и хочу лечь пораньше, чтобы скорее ночь прошла и завтра утром уж чтобы что-нибудь выяснилось. ‹…›

25.11, 9:30. Вот и в самом деле, получил сегодня пачечку писем. Вчера после письма, вечером я сел разглядывать каталог Мерклина, чтобы развлечься, потом в связи с ним пришло что-то техническое в голову, я сел набрасывать чертеж новой кимоциклокамеры и засиделся до 12, и в самом деле настроение повеселело (если так можно сказать). ‹…›

Татьянка, гнусная, выражаю полное изумление и восторг перед фотохроникой № 2. Надо сказать, впрочем, что Movie-Star очень выигрышная у тебя, на $1000 в неделю. В герцогиню и Алису играет одинаково хорошо, не то что Мэри Пикфорд в Фонтльрое[278]. Что до Мерьгиного увеличения Карлуши в «елкасе»[279], то я не верю, что это вырезано из такого большого увеличения, что ты врешь. Кстати, Париж так «лижет» Америку, что и там не говорят про разных Greta Garbo «Etoile», а всегда «Star»…

Нютик, ты думаешь, я сегодня после получки сразу 4 писем и фотохроники не скучаю? Не угадала! Опять стало боевое настроение, очень хорошее и даже чуть-чуть транжирное – но скучаю! Не грущу ничуть, наоборот, – а домой захотелось: повидать вас всех, оказаться вдруг среди вас, так интересно! Но так скучать все же в 1000 раз лучше, чем тревожиться и горевать, как было вчера… Утром, еще в кроватку, принесли письма, и я их читал еще заспанными неумытыми глазами, а мой барометр непрерывно шел вверх… Очень нескоро написал тебе ответ; как только кончил, пришел Горкин, с которым мы сегодня делали съемку по его теме. С установкой, конечно, провозились долго и кончили почти в час. ‹…› Купив еще несколько открыток и выпив на радостях лимонаду (как раскутился-то Доктор!), поехал домой и книжки в общих чертах проглядел. Потом пошел на опыт с кошкой у Meyer’а и убедился, что физиологией животных я заниматься не буду: очень это мне тяжело. Пошел затем к себе, закончил план заказа на «механомелочи» для института и сел письма писать. Да, еще поужинал превкусной колбасой +