Книга Гомо Сапиенс. Человек разумный - Юрий Чирков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книгу Тоффлера «Столкновение с будущим» стоит прочесть очень внимательно. Особенно интересны разделы «Пределы приспособляемости», «Стратегия, позволяющая выжить», «Укрощение техники». Это все вопросы не только практического, но и философского плана. Тут следовало бы подключить к работе философов-профессионалов высокого ранга. Одним из таких людей, долгие десятилетия развивавшим философию техники, философию машин был наш соотечественник Николай Александрович Бердяев.
Николай Александрович Бердяев (1874–1948) родился в Киеве, в знатной дворянской семье. Его отец был кавалергардским офицером, предводителем дворянства и почетным мировым судьей, последние 25 лет жизни он служил председателем правления Земельного банка. Мать, урожденная княжна Кудашева, имела значительные связи в придворных кругах. Семья Бердяева принадлежала к «старой военно-монашеской России» Юго-Западного края. По линии отца тут все шли генералы и Георгиевские кавалеры – о них можно многое прочесть в шестом томе энциклопедии Брокгауза. Дед Н.А.Бердяева, М.Н.Бердяев – атаман войска Донского, защитник казачьих вольностей, герой Отечественной войны 1812 года; прадед, генерал-аншеф Н.М.Бердяев – новороссийский военный губернатор, его переписка с Павлом I публиковалась в «Русской старине». А по материнской линии числились именитые монахини, члены княжеских и графских родов: Кудашевых, де Шуазель, Потоцких, Баратовых, Красинских, Браницких, Лопухиных-Демидовых, Мусиных-Пушкиных… Молодой Бердяев был согласно традиции отдан в Киевский кадетский корпус, из шестого класса которого он, однако, вышел и начал готовиться к поступлению на естественный факультет Киевского университета. Этот выбор, видимо, был определен атмосферой в семье, где доминировал французский язык, а воспитательницей служила бывшая крепостная, тем, что здесь культ военной героики сочетался с духом старинной православной истовости, а также с идущими от матери западнически-католическими, а от отца – еще и либеральными веяниями. Но главным все-таки, вероятно, было то, что этот выходец из аристократической семьи военных не любил военного сословия и уже в 15 лет внутренне порвал с высшим светом. Унаследованную им воинственность предков он целиком перенес на поле борьбы идей, аристократизм же сохранил в области вкусов. В 1894 году Бердяев поступил в университет, где сближается со студенческой группой, близкой к марксизму, а позже примыкает к социал-демократической партии. В 1898 году за участие в революционных демонстрациях и за социалистическую пропаганду Бердяев был исключен из университета и сослан на три года в Вологодскую губернию. Здесь он проделал банальный для российских интеллектуалов той поры путь – «от марксизма к идеализму», а от него и к «новому религиозному сознанию». С 1908 года по 1922 год Бердяев жил в Москве. Войну 1914 года и русскую революцию философ пережил не только как величайшее историческое потрясение, но и как решающие события собственной судьбы. Он считал, что революция обнажила корни русской жизни и помогла узнать правду о России. В поздней работе «Самопознание» он писал: «Я сознал совершенную неизбежность прохождения России через опыт большевизма. Это момент внутренней судьбы русского народа, экзистенциальная ее диалектика. Возврата нет тому, что было до большевистской революции, все реставрационные попытки бессильны и вредны, хотя бы то была реставрация принципов февральской революции. Возможно только движение вперед». В 1919 году Бердяев был избран профессором Московского университета, осенью того же года он создает сообщество под названием Вольная академия духовной культуры, где читал лекции по философии истории, философии религии, о Достоевском. На октябрьские события Бердяев откликается самым глубоким своим социальным сочинением (1918, опубликовано издательством «Обелиск» в Берлине в 1923 году) – «Философией неравенства (Письма к недругам по социальной философии)», где утверждал духовную губительность «пролетарско-революционного миросозерцания» и достоинства традиционного иерархического устроения общества. Бердяев считал, что стремление к равенству – это распространение закона энтропии в социальном мире, полагал, что социализм – это плоское, атомистическое: все атомы абсолютно одинаковы! – понимание общества. «Во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя высших качеств должно быть оправдано неравенство», – писал он. Выраженная в этой книге критика равенства как «метафизически пустой идеи» в эпоху ее триумфального шествия – лучшее доказательство того, что философ всегда оставался «верен своей любви к свободе». Бердяев всегда вел борьбу на два фронта: и против коммунизма, и против капитализма (буржуазности), что давало повод то считать его ярым антикоммунистом, то «красным». Еще в молодые годы он пытался внести в марксизм «критическую струю». По его мнению, «рядом с социальной демократизацией общества должна идти его духовная аристократизация». Далее он утверждал, что в эпоху пролетарских революций общество вступает в новую «сакральную» эпоху, которую он именовал новым средневековьем. Полагал, что возврата к капитализму быть не может, ибо тут обозначится порочный круг: новая пролетарская революция и так далее до бесконечности. Бердяев считал, что в СССР власть покоится на «демоническом гипнозе», что здесь господствует «сатанократия». И в то же время всегда оставался верным своей открыто провозглашенной патриотической позиции. Настойчиво убеждал всех в «послевоенном (имеется в виду война 1941-45 годов – Ю.Ч.) преображении России», хотя и переживал мучительно нарастание сталинско-ждановского террора (особо тяжелое впечатление произвела на него расправа над Анной Ахматовой и Михаилом Зощенко). Бердяев всегда был верен себе. Гордые слова (из автобиографии) «Я всегда был ничьим человеком» точно характеризуют его как борца и как человека.
В 1922 году из-за расхождений с господствующей идеологией Бердяев вместе с большой группой писателей и ученых, за «антисоветскую» деятельность был выслан из России. Потом он несправедливо числился в белоэмигрантах, хотя добровольно покидать родину не собирался: жить за границей его вынудили силой; все высылаемые вынуждены были подписать документ, согласно которому они подлежали расстрелу в случае возвращения в РСФСР. Были оговорены и материальные условия высылки, мелочные и оскорбительные. Разрешалось взять с собой одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм и по две штуки всякого белья, две дневные рубашки денные, две ночные, две пары кальсон, две пары чулок… Группа, вместе с членами семей, из 75 человек, в которую входил Бердяев, ехала поездом до Петрограда (из Москвы), а оттуда на стареньком немецком пароходике морем в Штеттин, затем философ попал в Берлин, но пробыл там недолго: с 1924 года он переехал в Париж, где прожил до самой смерти. Философские труды Бердяева многообразны и многочисленны. Он автор оригинальных коцепций: о богоподобных возможностях человека-творца, о «ничто» как подоснове мира, не входящей в божественную компетенцию. В теории познания он утверждал, что человеку даны не только три измерения материального мира, но и некий «четвертый план» бытия: в него входят такие «вечные сущности» как аристократия, консерватизм, частная собственность… Как христианский экзистенциалист Бердяев негодовал на расхождение теоретической мысли с интересами отдельного индивидуума: «Сложный, утонченный человек нашей культуры… требует, – писал Бердяев, – чтобы универсальный исторический процесс поставил в центре его интимную индивидуальную трагедию, и проклинает добро, прогресс, знание… если они не хотят посчитаться с его загубленной жизнью, погибшими надеждами, трагическими ужасами его судьбы». Впрочем, не здесь подробно говорить о философских воззрениях и заслугах Бердяева, отметим еще только то, что он много занимался философией истории – работы: «Смысл истории» (1923); «Новое средневековье» (1924); «Судьба человека в современном мире» (1934); «Русская идея» (1946), – где стал одним из первых критиков современной цивилизации как цивилизации технической, которая, явилась, согласно Бердяеву, результатом «торжества буржуазного духа». Дом русского философа в Кламаре, под Парижем, долгие десятилетия был одним из интеллектуальных центров Франции. Бердяев был популярен как «свидетель эпохи», как человек, страстно отзывающийся на ее духовные события. В его работах подкупала необычайная широта горизонта, тенденция к мифопоэтическому, натурфилософскому, «алхимическому» способу подачи материала, яркий литературный стиль философствования. Бердяев оказался самым читаемым и переводимым из высланных за границу русских мыслителей. Он активно выступал на международных конгрессах и коллоквиумах, где блистал и непосредственно, как пылкий и обаятельный оратор (несмотря на изредка поражающий его нервный тик лица) и голубых кровей красавец. Этот человек в 1947 году был удостоен звания доктора теологии Honoris causa Кембриджского университета, тогда же был выдвинут кандидатом на Нобелевскую премию (к сожалению, посмертно Нобелевскую премию не присуждают). Книги Бердяева (к несчастью, в России он и теперь все еще недостаточно известен) публикуются «от Дармштадта до Сантьяго и от Нью-Йорка до Токио», как сообщает в одном из своих бюллетеней парижское общество Николая Бердяева, и интерес к нему со временем только растет. Его называли «русским Гегелем XX века», «одним из величайших философов и пророков нашего времени», «одним из универсальных людей нашей эпохи», «величайшим мыслителем, чей труд явился связующим звеном между Востоком и Западом, между христианами разных исповеданий, между христианами и не христианами, между нациями, между прошлым и будущим, между философией и теологией и между видимым и невидимым».