Книга Три метра над небом. Я хочу тебя - Федерико Моччиа

— Все три прекрасные.

— Иногда мне кажется, что ты надо мной смеешься.

— Почему ты так говоришь? Ты очень красивая.

— Вот видишь, ты смеешься надо мной.

Я придвигаюсь ближе и целую ее. Поцелуй долгий-долгий. С закрытыми глазами. Это совершенно свободный поцелуй. Ветер пытается проскочить меж нашими губами, нашими щеками, волосами… И ничего у него не получается, ему не пройти. Мы — одно целое. Только слышно, как под нами разбиваются небольшие волны — это дыхание моря, эхом отзывающееся на наше дыхание, пропитанное солью… И на какой-то миг мне становится страшно. А если я снова захочу полностью раствориться? И что потом? Но пока я растворяюсь в этом поцелуе. Потому что этот страх нравится мне, он здоровый. Джин неожиданно отстраняется и смотрит на меня в упор.

— Эй, что это ты так смотришь на меня? О чем думаешь?

Я собираю ее волосы, которые уносит ветер. Аккуратно собираю их в руке. И отвожу их назад, убираю с прекрасного лица.

— Я хочу заниматься любовью с тобой.

Джин встает. Берет пиджак. На какую-то минуту мне кажется, что она рассердилась. Но она оборачивается и дарит мне чудесную улыбку.

— Что-то я уже не хочу есть. Пойдем?

Встаю, оставляю деньги на столе и догоняю ее. Мы идем вдоль моря. Я обнимаю Джин. Ночь. Луна. Легкий ветерок. Вдалеке видны лодки. Полощутся на ветру белые паруса. Кажется, что они, прощаясь, машут нам носовыми платками. Да нет, мы не уезжаем. Пока нет. Мелкие волны почти беззвучно ласкают нам щиколотки. Они теплые и медленные. Они все понимают. Они похожи на прелюдию к поцелую. Они как бы боятся побеспокоить нас. Официант подходит с тарелками к нашему столику. Но нас там уже нет. Оглядываясь, он видит нас. Мы уже далеко. Он зовет нас.

— Завтра, мы поедим завтра.

Он качает головой и улыбается. Да, это остров чудо как прекрасен. Здесь все уважают любовь.

64

Когда я был маленьким и возвращался домой после каникул, Рим всякий раз казался мне совершенно другим. Более чистым, больше порядка, меньше машин, кое-где движение поменялось в другую сторону, появлялся новый светофор. На этот раз город мне кажется точно таким же, каким мы его покинули. А вот Джин, похоже, изменилась. Смотрю на нее незаметно. Она вся такая правильная, ждет нашей очереди на такси. То и дело отбрасывает с лица волосы и они, еще просоленные морем, послушны. Нет, не изменилась. Просто стала больше женственной. Под ногами у нее стоит сумка, а легкий рюкзак висит на правом плече. Лицо серьезное, но черты мягкие. Джин оборачивается, смотрит на меня и улыбается. Она мама? О Боже, а если она и вправду ждет ребенка? Я был сумасшедший. Джин смотрит на меня с интересом, наверное, пытается догадаться, о чем я думаю. Я смотрю на нее, размышляя о ее животе. Их уже двое? Я вспоминаю сцену, которую видел в детстве. Это история о Лигабуэ[62]. Не о певце, а о художнике. Глядя на свою натурщицу, рисуя ее на холсте, Лигабуэ понял, что она беременна, только по ее сияющим глазам и по смягченным формам ее тела. Но я не художник. Хотя я был более сумасшедшим, чем Лигабуэ.

— А можно узнать, о чем ты думаешь?

— Тебе это покажется странным, но я думал о Лигабуэ.

— Да ты что? Знаешь, он мне нравится и как певец, и как мужчина.

Джин весело напевает песенку, сильно фальшивя. Она знает все слова песни «Бывают ночи», но она не догадалась о моих мыслях. К счастью. По крайней мере, на этот раз.

— Эй, знаешь что? А Лигабуэ мне нравится еще и как режиссер… Ты видел его «Радиострелу»?

— Нет.

Подходит наша очередь. Мы кладем свои сумки в багажник и садимся.

— Жаль, там есть одна прикольная фраза… Мол, внутри меня есть большая дыра, но рок-н-ролл, подружки, футбол, удовлетворение от работы, шалости с друзьями — все это заполняет эту дыру.

— Неплохо сказано… ты еще и фразы оттуда помнишь?

Джин настаивает:

— Это «С десяти до нуля»?

— Ничего подобного.

— А ты уверен, что думал о певце, а не о художнике Лигабуэ?

Джин смотрит на меня с интересом. Эта девушка беспокоит меня. Я объясняю таксисту дорогу к Джин, и он трогается с места. Фу-у-у. Все знают все. Я надеваю темные очки. Джин смеется.

— Застукала я тебя? Или ты не знаешь, кто это?

Ответа она не ждет. Решает оставить меня в покое. Прислоняется к моему плечу, как тогда в самолете. Как все эти последние ночи. Я вижу ее отражение в зеркальце таксиста. Она закрывает глаза. Кажется, она отдыхает. Потом снова открывает и встречается со мной взглядом, хотя я и в очках. Джин улыбается. Может быть, все поняла. Может быть. Но одно точно — если будет девочка, она назовет ее Сибиллой.

Последние прощания.

— Пока. Созвонимся.

С рюкзаком на плече и сумкой в руках она входит в подъезд. Я смотрю, как она идет, и не могу помочь ей. Она не велит.

— Мне не надо помогать. И к тому же я ненавижу долгие прощания. Иди давай!

Снова сажусь в такси и называю свой адрес. Таксист кивает. Он знает дорогу. Впрочем, это же его работа. И тут на меня накатывают воспоминания о нашем путешествии. Как будто быстро перелистываются страницы альбома. И я выбираю самые лучшие фотографии. Купание в море, поцелуи, шутки, ужины, веселая болтовня, жаркая любовь, ленивые пробуждения. А теперь что? Мне неспокойно, и не только из-за смены часового пояса. Я скучаю по Джин. Оставить ее дома сразу после поездки — это как бы снова уехать, но не зная, куда и, главное, с кем. Одному. Я уже скучаю по Джин. Вот что меня беспокоит. Не слишком ли я стал романтичным?

— Приехали.

К счастью, меня возвращает к реальности счетчик. Я выхожу. Не дожидаясь сдачи, беру свой багаж и направляюсь к дому.

— Есть кто-нибудь?

Тишина. Так даже лучше. Мне надо потихоньку войти в ритм повседневности: без особого шума, без лишних вопросов. Вынимаю из сумки вещи, бросаю то, что надо постирать, в корзину и встаю под душ. Я не чувствую смену часового пояса, но зато слышу как звонит телефон. Выхожу из душа. Беру телефон, вытираю голову, прежде чем ответить. Это она, Джин.

— Ой, я включил его секунду назад, перед душем. Я так и знал, что ты не удержишься.

— Слушай, я тебе звоню, чтобы узнать, как ты справляешься. У тебя не начался приступ воздержания… от любви?

— У меня? — я отдаляю телефон от уха и делаю вид, что обращаюсь к толпе девушек. — Спокойно, девчонки, спокойно… я иду!

Джин напускает на себя безразличие.

— Странно, что ты не сказал — лечу. И — секундочку, девушки! Тебе надо быть поискреннее. И пусть они не строят иллюзий! Ха-ха!