Книга Пустоцвет - Nata Zzika

— А мы коляску розовую купили. И конверт девчачий.

— Ничего, — ответил Георгий, с умилением рассматривая жену с ребенком у груди. — Пригодится, когда придем сюда за Полиной.

Леонид Иванович сидел на топчане, наблюдая за играющей Таей.

Как она изменилась и подросла за два года с того момента, как он забрал внучку к себе! Ребенок на глазах расцвел, болтает без умолку, дом с её появлением ожил.

Сентябрь в этом году выдался на редкость теплым, днем ощутимо припекало, и Гуров предпочитал проводить время на воздухе.

Совсем скоро, побаловав напоследок, бабье лето закончится, подует холодный ветер, заплачет небо, пожелтеют и облетят листья.

Осень — закат года. Закат жизни. Совсем, как у него.

Но у деревьев и цветов есть надежда на весну, а для людей второй жизни не припасено. А жаль! С учетом недочетов и промахов, которых каждый человек достаточно совершает при первой жизни, вторая попытка могла бы быть неизмеримо лучше!

Вот и остается радоваться на внучку и надеяться, что сможешь, хотя бы её уберечь от ошибок.

Здоровье после инфаркта так полностью и не восстановилось, сердце болело каждый день, без горсти таблеток и с кровати не встать. Кажется, совсем недавно он был крепким и активным, а сейчас — развалина, способная только переползти с кресла на диван.

Скоро ему ехать в Израиль, в клинику Ассута — подлечиться. И пора сделать то, что давно назрело — избавиться от Сомова.

Смешно, он всю жизнь старался избегать скандалов, переживал, если его имя связывали с чем-то не слишком правильным, и только шагнув на грань, понял, что все это — ерунда.

Мнение чужих людей — какое до него может быть дело? Подумаешь, поговорят пару дней, что у Гуровых развод? Вот, год назад Ксения в больницу попала, все, конечно же, узнали, но и двух дней не обсуждали. Бывает, у всех кто-то болеет, не всегда это пожилые родственники. Через неделю и не вспоминали об этом, найдя новый источник обсуждения. А он дочери жизнь сломал, переживая, что скажут люди…

Бизнес, деньги, машины, дорогие феньки, должности и зависть менее успешных людей — это пыль, песок, дым. Сегодня есть, завтра нет. Без всего этого можно прожить, если ты не один, никакие деньги не заменят родных. Не всё можно купить, не всё продаётся. Самое главное в жизни — семья, дети, внуки. Только ради их счастья и надо работать, только они — поддержка и опора в жизни, в старости. Второй и последующий шанс, продолжение твоей жизни.

А Дмитрий — инородное тело, плесень, которую он сам подсадил в организм семьи, подкармливал, создавал ему условия для роста. В небольшой дозе плесень даже полезна — в некоторых сортах сыра, например. Или в антибиотиках. Вот и Сомов был ему полезен, а теперь Леонид и Инстрэл в его услугах не нуждаются. Интересная была игра, но куда этому сосунку против мэтров?

Было забавно наблюдать, как мальчишка пыжится, пытаясь обвести всех вокруг пальца.

Может быть, он и оставил бы его, где-то на подхвате, не ломал окончательно, всё-таки, отец Таисии, пусть и приемный, но Сомов своими поступками сам от себя оттолкнул.

Во-первых, начал обворовывать компанию, показал себя нечистоплотным, не достойным доверия. А, во-вторых, безобразно поступил с родной матерью. Это же, уму непостижимо — полгода женщина в больнице провела, несколько операций перенесла, сын к ней раза три только и наведался. Нет, оплачивал счета, лечение, но матери и внимание нужно! Ладно бы, отправил её в Европу, туда лишний раз не вырвешься, но она в одном с сыном городе. Кстати, он сэкономил — не повез в другую клинику, где более квалифицированные врачи, пожалел денег, считай, лишил мать шанса встать на ноги. А когда местные эскулапы сделали всё, что было в их силах, залечили, поправили и подлатали — устроил мать в частный пансионат для лежачих. Не домой, где и стены помогают. Не к себе перевёз, что было бы правильно. Отправил в чужой дом, под присмотр посторонних людей. И туда, он знает это, Дмитрий больше не приезжает.

У Ирины Васильевны, как оказалось, глаза открылись на сыночка. Поняла, кого вырастила, когда он явился к ней после третьей операции, женщина только-только научилась заново руками пользоваться, смогла сама ложку держать — и чуть ли не с порога ей заявил, что полгода со дня смерти отца прошли, он собирается оспаривать его последнюю волю. И ей, матери, надлежит не только изменить условия уже своего завещания, но и помочь ему отсудить отцовскую долю.

Да, прозрела женщина.

Чудо, что нашла в себе силы противостоять сыну, отказавшись переписывать и помогать.

А Дмитрий, жук навозный, когда родительница отказалась поступать по его воле, пытался привлечь врачей, провести медэкспертизу, чтобы мать признали недееспособной и отдали ему под опеку! Но тут уже он, Гуров, не выдержал — помог правосудию, ничего у Дмитрия не вышло. Самое главное, тот понятия не имеет — почему всё сорвалось. Удивляется и злится.

Вот, как такому доверить самое дорогое — дочь и внучку? Правильно — никак.

И дом его, квартира, машины — что там еще у Сомова в загашнике? — не нужны Тае. Думал, перепишет мужик завещание, будет смирнее себя вести, к Ксюше добрее, Таю полюбит. Глупо, конечно, такие, как Сомов никого не любят, кроме себе. Хоть добровольно, хоть добровольно-принудительно. Поэтому, даже хорошо, что родители Дмитрия не пошли у него на поводу, фактически, оставив сына без ничего. Тем больнее будет урок, который он, Леонид Иванович, преподаст хитровыделанному зятю.

Но работал Сомов хорошо, этого не отнять, тут он не просчитался. А что Дмитрий, под шумок, счета открывал в оффшорах и «карманное» предприятие завёл — так, за ним присматривали, готовы были остановить, если совсем зарвется.

Но Дима оказался не промах — не получилось напрямую, нашел лазейки, как грабить компанию, проворачивать махинации, прикрываясь должностью. Впрочем, так лучше — ничего придумывать не надо, зять сам дал тестю в руки повод от себя избавиться.

Неделю или две подождать, он как раз улетит в Тель-Авив, и даст оттуда сигнал своим людям.

Пусть всё закрутится без него. Как бы, без него.

Пройдет курс лечения, вернется домой, к семье, Сомов уже будет за решеткой. И, даст бог, больше он его не увидит.

Нет, он тоже не агнец, есть и у него скелеты в шкафу, грехи, куда без них? Но обирать родных, жалеть на них деньги, запереть мать в богадельню? Такого он и в страшном сне не представит. Если сейчас, когда он ещё в силе и все козыри у него в руках, не выдернуть Дмитрию зубы, тот дождется удобного момента и ударит. Могут пострадать его близкие — Ксения и Таисия.

Что ж, Сомов сыграл свою роль, но попутно показал себя во всей красе, поэтому совесть его, Гурова, не гложет. Впрочем, она у него покладистая, лишнего себе не позволяет.

Через пять дней Леонид Иванович улетел в Израиль.

Время не шло — неслось семимильными прыжками.

Оглянуться не успел, два года, как ни бывало.