Книга Вдали от безумной толпы - Томас Харди

– Надеюсь, вы удачно сбыли сегодня овец, миссис Трой? – взволнованно спросил он.

– Да, благодарю вас, – отвечала Батшеба, и щеки у нее порозовели. – Мне посчастливилось продать их, как только мы поднялись на холм, так что не пришлось отводить в загон.

– И теперь вы совершенно свободны?

– Да. Только через два часа мне нужно повидать еще одного дельца, иначе я отправилась бы уже домой. Сейчас я смотрела на эту большую палатку и на афишу. Вы никогда не видели представления: «Поездка Турпина в Йорк?». Ведь Турпин на самом деле существовал?

– О да, тут все сущая правда. Кажется, Джан Когген как-то говорил, что один его родственник близко знал Тома Кинга, приятеля Турпина.

– Имейте в виду, что Когген любит рассказывать всякие удивительные истории про своих родственников. Можно ли верить всему, что он говорит?

– Да, да, мы знаем Коггена. Но все же Турпин был на самом деле. Вероятно, вы еще не видели этого представления?

– Нет. В юности меня не пускали в такие места. Но что там за шум! Как они кричат!

– Должно быть, Черная Бесс закончила свой номер. Кажется, я угадал, вы тоже хотели бы посмотреть это представление, миссис Трой? Если я ошибся, прошу меня извинить. Но если вы не прочь, я с удовольствием достану вам билет. – Заметив, что она колеблется, он добавил: – Сам-то я не буду смотреть: я уже видел это раньше.

Батшебе и впрямь хотелось посмотреть представление, и она только потому не поднялась на лестницу, что ей неприятно было идти одной. Она все надеялась, что появится Оук, который в таких случаях всегда оказывал ей услуги, это было его неотъемлемое право. Но Оук не появлялся, поэтому она сказала:

– Что ж, если вы сначала заглянете туда и узнаете, есть ли еще места, пожалуй, я зайду на минутку-другую.

И вот через некоторое время Батшеба появилась в палатке в сопровождении Болдвуда, который, проводив ее на «почетное» место, тотчас удалился.

Почетным сиденьем оказалась покрытая алым сукном скамья, поставленная на обрывке ковра на самом видном месте, и, к своему смущению, Батшеба обнаружила, что она единственная «почетная» особа во всей палатке, остальные зрители все до одного стояли, тесно обступив арену, и видно было им вдвое лучше, хотя они заплатили вдвое меньше. Понятно, на Батшебу, одиноко восседавшую на алом сукне, глазели не меньше, чем на пони и на клоуна, которые проделывали на арене всевозможные трюки в ожидании появления Турпина. Делать нечего, Батшебе пришлось примириться со своим положением; она уселась с достоинством, расправив свои юбки, поскольку соседние места были не заняты, и от присутствия красивой женщины балаган стал выглядеть совсем по-новому. Через несколько минут она разглядела среди стоявших внизу перед ней жирный красный затылок Коггена, а немного дальше – постный профиль Джозефа Пурграса.

В полутемной палатке было своеобразное освещение, напоминавшее полотна Рембрандта. Светозарный прозрачный осенний день клонился к вечеру, сгущались тени, и косые желтые лучи, пробивавшиеся сквозь отверстия и швы парусины, пронизывали струями золотой пыли голубую дымку, застилавшую палатку, бросая яркие отсветы на противоположную холщовую стенку, причем казалось, будто там горят маленькие висячие лампы.

Заглянув в щелку палатки, чтобы ориентироваться перед выходом, Трой увидел прямо перед собой свою ничего не подозревавшую жену, которая восседала, как уже было описано, подобно королеве на турнире. Он отшатнулся назад в чрезвычайном смущении, мигом сообразив, что, несмотря на грим, резко изменивший его черты, она наверняка узнает его по голосу. За этот день ему не раз приходило в голову, что кто-нибудь из уэзерберийцев или из других его знакомых может находиться в числе зрителей и узнать его, однако он беспечно шел на риск. Но здесь присутствовала Батшеба собственной персоной, действительность опрокинула все его предположения, и ему стало ясно, что он проявил непростительное легкомыслие.

Она была так очаровательна, так красива, что его недоброжелательство к жителям Уэзербери мигом испарилось. Он никак не ожидал, что она покорит его в мгновение ока. Как ему быть? Появиться как ни в чем не бывало? Но он не мог пойти на это. Трою хотелось из тактических соображений оставаться неузнанным, вдобавок он испытывал острый стыд при мысли, что его прелестная молодая жена, которая и без того его презирает, станет еще больше презирать его, увидев, до какого жалкого положения он докатился. Он покраснел до корней волос, подумав об этом, и ему стало до смерти досадно, что антипатия к Уэзербери заставила его колесить с цирком по всей стране.

Но Трой в трудных случаях всегда проявлял особую изворотливость. Он быстро откинул занавеску, отделявшую его уборную от другой, где переодевался директор и хозяин предприятия, и тот предстал перед ним от головы до пояса в виде некоего Тома Кинга, а от пояса до пят – в образе почтенного директора.

– Ну и чертовщина! – воскликнул Трой.

– Что такое?

– Да в публике я увидал окаянного кредитора, которого я всячески избегаю, и стоит мне открыть рот, как он тут же сцапает меня, как черт грешную душу! Что теперь делать?

– Я считаю, что вам необходимо выступить.

– Никак не могу!

– Но ведь представление должно продолжаться.

– Объявите, что Турпин простужен, потерял голос и исполнит свою роль без слов.

Хозяин цирка покачал головой.

– Буду я играть или нет, я все равно не открою рта, – твердо заявил Трой.

– Ну хорошо, я подумаю… Вот что я вам скажу, – проговорил директор, как видно сообразив, что в такой момент не следует обижать ведущего актера. – Я не стану их предупреждать о вашем молчании. Исполняйте свою роль и не произносите ни слова, но по временам многозначительно подмигивайте и в патетических местах грозно трясите головой – вот и все. Они и не заметят, что слова выпущены.

Трой нашел это предложение приемлемым: так как реплики Турпина отличались краткостью и было их немного, вся прелесть пьесы заключалась в бурно развивающемся действии. Итак, представление началось, и в нужный момент Черная Бесс выскочила на зеленую арену под рукоплескания зрителей. Сцена у заставы, когда в полночный час полицейские гонятся по пятам за Бесс с Турпином и заспанный сторож в ночном колпаке с кисточкой уверяет, что в ворота не проезжал ни один всадник, вызвала бурный восторг у Коггена.

– Здорово! – загремел он, и его крик разнесся по всей ярмарке, заглушив блеяние овец, а Пурграс осклабился, наслаждаясь драматическим эффектом контраста: герой только что лихо перемахнул на скаку через ворота, а его враги, представители хромоногого медлительного правосудия, вынуждены были остановиться и ждать, пока их пропустят. Когда умирал Том Кинг, Джозеф судорожно схватил за руку Коггена и пробормотал со слезами на глазах:

– Ведь он не по-настоящему убит, Джан, это только так!

А когда была разыграна последняя печальная сцена и труп ретивой верной Бесс должны были унести на деревянном щите двенадцать добровольцев из числа зрителей, Пурграс в неудержимом порыве ринулся вперед и предложил свои услуги.