Книга Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ил. 82. Рагнарек: Волк Фенрир разрывает Одина (барельеф, викинги). Великобритания, 1000 г. н. э.
Миф и общество
Ил. 83. Борьба с Протеем (мрамор). Франция, 1723 г.
Идеальной системы толкования мифов не существует, да ее и не может быть. Мифология подобна Протею, древнему богу моря, чьи речи всегда суть истина. Это бог, который
В своих жизненных странствиях наш герой, желая что-либо выведать у Протея, должен был ухватить его, в его мнимом обличье, и цепко держать, не выпуская, покуда он не явит себя в своей подлинной форме. Но и тогда этот хитроумнейший из богов никогда не открывал всей глубины своей мудрости даже самому искусному из вопрошающих. Он отвечал лишь на прямо поставленный вопрос, и его ответы могли быть как тривиальными, так и исполненными глубокого смысла, в зависимости от заданного вопроса.
Греческий царь-воитель Менелай, которому дочь Протея помогла найти дорогу к уединенному жилищу древнего отца морей и научила, как добиться от него ответа, хотел лишь узнать тайну своей судьбы и разыскать своих друзей. И бог дал ему ответ.
Мифология интерпретировалась с позиции современного интеллекта как примитивная, неумелая попытка объяснить мир природы (Фрэзер); как продукт поэтической фантазии доисторических времен, неправильно понятый последующими поколениями (Мюллер); как хранилище аллегорических наставлений, помогающих индивиду адаптироваться в обществе (Дюркгейм); как коллективная фантазия, симптоматичная для архетипных побуждений, скрытых в глубинах человеческой психики (Юнг); как средство передачи глубочайших метафизических представлений человека (Кумарасвами) и, наконец, как Откровение Бога детям Его (церковь). Мифология, собственно, и есть все это вместе взятое. Суждения же о ней зависят от того, кто их выносит. Поскольку, если не задаваться вопросом о том, что такое миф сам по себе, а тем, как он воздействует на умы, что он значил для человечества в прошлом и что может значить сегодня, оказывается, что мифология, как и сама жизнь, отражает все человеческие чаяния, все, к чему стремятся целые народы и эпохи жизни человечества.
В своей обыденной жизни человек лишь отчасти представляет собой то, кем он должен на самом деле стать. Он или мужчина, или женщина, и это его ограничивает. Точно так же он ограничен отдельными периодами своей жизни, будучи ребенком, юношей, взрослым или стариком; кроме того, он исполняет профессинальные роли – торговец, ремесленник, вор или слуга, вождь или священник, мать, жена, монахиня, проститутка; он не может быть всем одновременно. Поэтому целостность – полная сущность человека – заключена отнюдь не в отдельном лице, а в обществе как едином целом; индивид может быть только членом его, его органом. Сообществу, к коему он принадлежит, он обязан своим образом жизни, языком его мыслей и общения, идеями, которыми он живет; к прошлому его общества восходят те гены, которые создают его тело. Отважившись отмежеваться от всего этого, своими действиями, помыслами или чувствами, он отлучает себя от глубинных источников своего существования.
Родовые обряды, связанные с рождением, инициацией, браком, погребением, возведением в сан и так далее, необходимы для того, чтобы перевести смысл переломных моментов в жизни и судьбоносных поступков индивида на язык классических, безличных форм. В них он предстает для себя не как конкретная личность, а как воин, невеста, вдова, священнослужитель, вождь; и в то же время эти обряды призваны воскресить в памяти остального сообщества старые уроки архетипических стадий. Все участвуют в церемониале в соответствии со своим рангом и функциями в обществе. Все общество предстает для его членов как непреходящее живое единство. Поколения людей уходят, как анонимные клетки некоего живого тела; но основополагающая, неподвластная времени форма остается. Выходя за рамки индивидуального врдения в поле зрения сверхличностного, человек открывает в себе новые силы, обогащается, находит опору и возвеличивается. В своей мирской роли, сколь бы скромна ни была она, он приобщается к прекрасному торжественному образу человека, потенциально присущему и тайно существующему в каждом из нас.
Усвоенное в праздничных обрядах и ритуалах трансформируется в повседневные обязанности чловека перед обществом, обеспечивая его обыденное существование, питая смысл жизни человека. А отрешенность, бунт – или изгнание – обрывают жизненно важные отношения. С точки зрения единства социума, такой отверженный – просто никчемный балласт для общества. А вот мужчина или женщина, которые могут честно сказать, что выполнили свою роль в жизни – священника, проститутки, королевы или раба – существовали на самом деле, были, в полном смысле этого слова.
Обряды инициации и возведения в сан учат нас, как важно для индивида слиться с какой-то группой людей; календарные праздники это ярко демонстрируют. Подобно тому как индивид является органом общества, род, племя, город – и все человечество в целом – это всего лишь отдельные фазы развития могучего космического организма.
Расхожее мнение о том, что сезонные празднества так называемых примитивных народов символизируют попытки человека установить свою власть над природой, ошибочно. В каждом действии человека присутствует что-то от желания управлять, особенно в тех магических обрядах, которые, как считалось, вызывают дождь, исцеляют болезнь или предотвращают наводнение; и тем не менее во всех подлинно религиозных обрядах (в противоположность ритуалам черной магии) доминирующим мотивом является подчинение неотвратимости судьбы – и в сезонных праздниках этот мотив особенно очевиден.
Не было зафиксировано ни одного племенного обряда, который был бы направлен на то, чтобы помешать приходу зимы; напротив, все обряды готовят общину к тому, чтобы вместе со всей природой пережить этот суровый сезон холодов. И весенние обряды не пытаются заставить природу немедленно принести хлеб и плоды для изголодавшихся людей; напротив, в этих обрядах всем миром готовятся к обычным сезонным работам. Чудесное время года с его радостями и тяготами празднуют, отмечают и представляют как очередной этап жизни сообщества.
