Книга Пират Ее Величества - Николай Курочкин-Креве

Ну, а пока — пока неприязнь к чуждому «начальству» больно била по нему…

9

Но вот, наконец, нудный переход к Перцовому Берегу, когда приходилось ловить малейший порыв попутного ветра, а то и хоть какого ветра, лишь бы продвинуться, лавируя покруче к ветру, хоть сколько-нибудь к цели, позади. Суда Хоукинза вошли в мутные, будто с молоком смешанные, воды реки Святого Иоанна и бросили якоря. Шли без лоцмана, да он оказался ни к чему: фарватер, прорубающий устьевой бар, резко отличался от остальной части реки, таящей смерть, цветом воды, прозрачно-коричневой, как гречишный мед. С палубы еще можно было иногда не различить, но с марсов четко видны были разница в цвете и границы фарватера. Муть с мелководья почему-то не смешивалась с водой на фарватере.

— А ну, Тэд, как думаешь, почему так? — весело спросил капитан Лэпсток.

— Н-ну почему? — выгадывая секунды на соображение, медленно начал Федор. — Может, потому, что скорость воды на фарватере и на отмелях разная? Фарватер расчищен, и вода там течет быстрее… Я так думаю.

— Правильно думаешь.

По сторонам реки росли мангры — так густа, что никак нельзя было определить, где берега. Вонючая соленая грязь, и из нее торчат копья отростков от корней этого невзрачного корявого дерева с тяжеленной прочной древесиной и узкими кожистыми листочками. Ни причала, ни избушки, ни места расчищенного. Но ясно было, что люди где-то поблизости. Ведь фарватер кто-то же расчищал! Но где они?

Негры в трюмах взволновались, когда до них добрался терпкий запах здешних деревьев, зашумели, запели… И вдруг из зарослей, совсем рядом, песню подхватили. Голоса были густые и низкие, но не как у дьякона в православной церкви, а как-то мягче, что ли, бархатнее. Федору уже случалось слышать и рабочие песни рабов, и вольные песни маронов. Ему они даже нравились, хотя дикари и есть дикари, все под барабан — и протяжное, и душевное…

Хоукинз приказал стоять наизготовку, но огня без его приказа не открывать. И вскоре на реке из-за поворота показались спускающиеся без весел и парусов, на шестах, три большие лодки, набитые галдящими коричневыми неграми. Кожа их блестела, точно маслом натертая, и на шее у каждого — ожерелье из зубов. Федор подобрался весь, мышцы сами собой напряглись. Он стал вглядываться: звериные то зубы или людские. Говорят же, что негры почти все — людоеды! Но на таком расстоянии было не разглядеть.

Лодки негров подошли к самому борту английского флагмана — и Федор с облегчением увидел, что ожерелья из явно не человечьих длинных клыков, и одеты негры в узкие юбки из леопардового, желтого с черными пятнами, меха. Вождь их был, в отличие от остальных, в шапочке из леопарда и юбке из хвостов какого-то зверя, кольцами поперек, бело-коричневых и золотисто-черных. Он громко закричал по-португальски:

— Торговать! Всегда всем и всеми торговать! Нет воевать и стрелять! Рому мне!

Быстро договорились: за три клинка и два арбалета вождь брался быстро, как только возможно, известить того вождя, из племени которого взяты рабы, чтобы тот раздобыл замену невольникам, это уж его заботы, кем — пленными из вражьего племени или сиротами из своего. И через четыре дня, быстрее еще, чем ожидали англичане, из лесу потянулась цепочка связанных негров в юбочках из сухой травы. Конвоиры — негры в юбочках из леопардовой шкуры — шумели и махали громадными пальмовыми ветвями, отгоняя от проданных собратьев кусачих здешних мух: те-то, с руками, привязанными к тонкой жердине из почти прямого мангрового дерева, не могли отмахнуться.

А что такое укус здешней мухи — изведали уже и иные из англичан. Не дай Бог вдругорядь: это хуже пчелы!

Поменяли на больных, отощавших, грязных негров из трюма — и тут оказалось, что конвоиры все до одного — родичи пленников, захваченных воинами племени с травяными юбками. Теперь их черед плыть за океан…

10

В Новом Свете потянулась интересная тем, кто любил торговать, но для Федора противная и скучная до тоскливости волокита: англичане предлагали товар, испанцы негодующе отказывались, а то еще и стреляли (всегда мимо) раз-другой. А едва стемняетея, те же самые испанцы на лодках подплывали к борту и шипели, как гуси, призывая англичан и жадно скупая то, из-за чего днем из пушек стреляли. При этом они надвигали шляпы на лбы, отворачивались от фонарей, а уж ежели, не приведи Господь, причалят к якорной цепи враз две лодки — люди с одной усердно, изо всех сил не узнают людей с другой. Или вовсе не замечают настолько, что руками сталкиваются, когда чалятся за кольцо цепи!

Часть рабов распродали в привычной уже Санта-Марте, другую часть — в Пуэрто-Кабельо, восточнее великой лагуны Марикайбо, и остаток, наткнувшись на отказы в трех портах, — в захолустном Лимоне, на севере Терра-Фирма.

А когда с пустыми трюмами, но полными серебряных песо в аппетитных тугих квадратненьких мешочках каютами казначеев английские суда шли домой, на меридиане Азорских островов повстречались с французской эскадрой.

Вид у нее был праздничный прямо. Вязаные паруса из разноцветной шерсти. С концов фор-марса-реев до самой воды свисают, колыхаясь от ветра, ленты контрастных, сравнительно с парусами, цветов. А на блинда-стеньгах — квадратные белые флаги с золотыми французскими лилиями. Суда свежепокрашенные и скульптуры на носах наново вызолочены, все сверкает. Ну, не боевые корабли, а прогулочные яхты знатнейших господ!

Хотя, кроме как пиратствовать, французам ничем иным в водах океана, разделенного самим римским папой между Испанией и Португалией еще три четверти века тому назад, заниматься поводов не было.

При встрече французы дружественно приспустили флаги на мачтах. Англичане ответили тем же — и вот с самого изукрашенного из французских фрегатов уже спустили шлюпку. Она быстро подошла к борту «Сити оф Йорка», откуда уж спущен был особый трап для почетных гостей — веревки обернуты зеленым бархатом с серебряными кистями, и на каждом узле, связывающем веревочную ступеньку-выбленку с тросом-основой, серебряная бляшка с золотым вензелем королевы Елизаветы.

Но тут два французских фрегата сделали поворот на четыре румба, чтобы не потерять ветер, — и в образовавшийся просвет англичане увидели в середине строя роскошных французских кораблей нечто несуразное само по себе и уж вовсе никак не соответствующее виду фрегатов…

11

Внутри строя находились идущие тесно, борт к борту, две (или нет, три. Три) приземистые бригантины с сильно заваленными назад мачтами. Черные корпуса и… И черные паруса! Это и само по себе мрачно, а уж рядом с «яхтами»… Бригантины подняли зарифленные марсели — и сразу рванулись вперед, как бичом подхлестнутые. Продолжая присматриваться к этим странным судам, англичане разглядели, что и рангоут весь выкрашен в черный цвет, и такелаж весь дочерна просмолен и блестит все, как лакированное. Это произвело на зрителей сильное, но тягостное впечатление. А тут еще кто-то из матросов взволнованно завопил:

— Глядите на черных! Их носы!

И тут англичанам, закаленным в боях, побывавшим на краю известной части мира и всякого навидавшимся, стало вовсе… Ну, не то чтобы жутко, но все же не по себе как-то. Потому что вместо привычных статуй святых, или стоящих на хвостах дельфинов, или морских коньков, носы этих черных судов украшали узкие зубастые морды хищных рыб. А чтобы не было в том сомнений, вдоль бортов большими белыми буквами было написано: «Барракуда» на ближней, «Щука» на средней и «Мурена» — на самой дальней от «Сити оф Йорка». На палубах черных бригантин, держась за снасти или картинно подбоченясь, стояли голые по пояс мужчины в замшевых узких и длинных, до щиколоток, штанах. Длинные черные волосы их были сколоты в пучки на затылках массивными шпильками. Кожа мужчин была ярко раскрашена.