Книга Фактор "ноль" - Морис Дантек

Огромный кортеж состоит из нескончаемой вереницы непохожих друг на друга колесниц, вокруг которых толпятся люди, телеконтролируемые звуками и игрой светомузыки, лазеров, разнообразной пиротехникой, освещающей этот мир.

Мир, принадлежащий мне. Вы увидите.

Я замечаю колесницу с южноамериканскими гомосексуалистами в кожаных стрингах, которые пританцовывают на своей бело-розовой повозке в такт звукам песни «I will Survive» в исполнении Глории Гейнор.

Теперь мимо меня проезжает группа экологов-радикалов, близких к тем, чей руководитель столкнулся со своим озарением в моем мире-празднике. Итак, повторяю, проезжает, комментируя теракты против научно-исследовательских центров, группа экологов-радикалов. Они размахивают сине-зелеными флагами и яркими плакатами, призывающими к разрушению «технофашистского» мира.

Они вызывают у меня сострадание, поскольку ничего не знают о технике. Они не знают, что мы являемся ее слугами, а не хозяевами, что именно из глубин этой техники может возникнуть ее возвышение над самой собой, другими словами, их спасение в качестве человеческих существ.

Они ее уничтожат, а следовательно, реализуют таким образом план, давно составленный моим Братом. От этого все они погибнут.

Или почти все.

Но я совсем не завидую участи выживших.

Меня техника не пугает, я не претендую на контроль над ней, потому что знаю, что это единственная вещь в этой Вселенной, которая сама может контролировать мое парадоксальное присутствие. Мне кажется, я вам это уже продемонстрировал.

Я ей служу, и делаю это тем усерднее, чем сильнее человечество хочет избавиться от нее. Потому что она дошла до той точки развития, когда она ненавидит себя с таким озлоблением, что ее собственная продукция будет разрушена раньше ее самой – из-за нее самой, для того, чтобы пришла ее собственная гибель.

Мы – короли общей механики, и я – инженер моего Брата.

Мы – двойственность, которой люди, если могут, всегда подражают. Наше предательство находится на уровне преступлений, которые они совершают во имя нас. Наше правосудие – это усиленная реверсия логики, руководящей совершенными мерзостями. Из любви, например, мы умеем делать оружие массового уничтожения.

Здесь любовь везде, то есть нигде. Она пришла отовсюду, то есть ниоткуда конкретно. Она похожа на огромный бродячий цирк, который ратует за справедливость, танцуя под плохое диско. Этот незабываемый парад под экстази прославляет мир и солидарность, в то время как мы окружили мир большим, чем когда бы то ни было за всю нашу историю, количеством одновременно идущих войн.

Их сотни тысяч. Они все несут невидимый факел. Факел, освещающий лишь их собственную темноту. Я имею в виду нашу темноту.

Они больше не рисуют огромных пламенеющих свастик, как в великую эпоху моего Брата. Сейчас время моего заместительства, теперь они змеятся по улицам, что анахронично лишь внешне, потому что на самом деле они превращаются в едва живые протезы урбанизма, через который проходят.

Они – это мир. Мир, который они разрушают каждым шагом. Они в Берлине, но здесь нет ни Пропасти, ни Стены. Здесь есть только поступательное движение их тел, подключенных к центру контроля онтологической пустоты, то есть к нам. Они не приехали из какого-то города, из какого-то полиса. Они явились неизвестно откуда, они – неизвестно кто, они – кто попало.

Они невинные-виновные и навсегда спресованы-разделены мегатоннами человеческого мяса.

Вот еще один мир, который я должен перевернуть, вот еще одна ловушка, которая лишь собой и является. Вот моя следующая машина.

Вот моя следующая игра, моя стратагема.

Это будет очень просто, совершенно, технично, красиво, без всяких ненужных эффектов. Я несу в себе точку воспламенения – это самое интересное, что есть в человеческом биологическом материале. При некотором упорстве из него действительно удается сделать единственный и неповторимый товар.

Я – это техника, которая становится микроскопической для того, чтобы снять мерку с Вселенной. Я – это техника, которая становится живой для того, чтобы эффективнее нести смерть. Таким образом, я – цереброспинальный менингит, сибирская язва, птичий грипп, атипичная пневмония, разнообразная чума, бацилла Коха, метапневмовирус, испанский грипп. Я – новая внутрибольничная инфекция, невосприимчивая ко всем известным антибиотикам, как некоторые формы ядовитых паразитов или определенные мутирующие штаммы туберкулеза. Действительно, я – последняя форма жизни, я – омега безо всякой альфы, я теперь – в вас, в них, в каждом из нас.

Я разгуливаю по Love Parade, я бегу по нему из стороны в сторону, и на каждом шагу мое дыхание, мой пот, частички моей кожи несут им то, что скоро всех их объединит и со мной, и между собой.

Я снова встречаю карету экологов-радикалов, проповедующих «вооруженную борьбу против медицинского фашизма». Скоро они пожалеют о терапевтических экспериментах над животными. Они пожалеют о том, что не стали морскими свинками для каких-нибудь опытов.

Потому что речь идет именно об опыте, но не с животными. Животные обладают значительно большей истинной индивидуальной единичностью, чем вся эта одновременно аморфная и лихорадочная толпа, которую я, просто улыбаясь ей своей самой широкой улыбкой, заражаю всеми возможными в этом мире болезнями. Любите друг друга без всяких ограничений, потому что ограничения – это я, то есть вы сами.

Вы позволите мне сделать уточнение? Моя вечная мания точности: я не смог использовать все возможные болезни. Некоторые вирусы действительно привлекли мое внимание, такие как ВИЧ, но они требуют непосредственного или даже интимного контакта с партнером.

А я не хочу никакого прямого и уж подавно интимного контакта с этим образованным скотом. Я хочу просто быть «нулевым пациентом» всех бактериологических интоксикаций, которые распространятся здесь, посреди Love Parade.

Я – начальная точка, наложенная на конечную точку. Я – омега всех омег, я – то, что вы есть, потому что я – ваша собственная смерть.

Теперь следите за развертыванием событий. Все и каждый участвуют в процессе, просто они пока об этом не знают. Когда они узнают, их участие станет еще активнее.

Это традиция.

Праздник – это мир. Игра – это жизнь.

9. Играть

Коммюнике номер двадцать пять

Anywhere inside your brain[101]

Толпа под галлюциногенами понемногу рассеивается, каждый возвращает себе индивидуальную единичность в тот самый момент, когда умирает. Сорок восемь часов беспрерывного праздника, потом начинаются первые признаки заболеваний. Кривая растет вверх, взрывная динамика, экспресс-пандемия.

Мир – это праздник! Жизнь – это игра!