Книга Танец паука - Кэрол Нелсон Дуглас

– А еще с нами ассистентка доктора Нортона, медсестра мисс Хаксли, – продолжил Холмс, – новоиспеченная выпускница сестринских курсов мисс Найтингейл[83].

– Мисс Найтингейл. Что ж, а мы все трудимся здесь благодаря усилиям доктора Элизабет Блэкуэлл[84], которая добилась привлечения женщин к работе в медицине. Может быть, вы о ней слышали.

– Конечно же. Мои друзья-медики почтут за честь, если нам позволят осмотреть пациента, о котором все мы так печемся. Разумеется, речь идет не о качестве медицинского ухода, а о тяжелом состоянии больного.

– Доктор Нортон, да? Мисс… э-э-э… Паксли? Пойдемте. Мы рады приезду коллег.

Ох, теперь мне нельзя дать слабину!

Мы пошли по коридорам с каменными полами, вдыхая карболовую кислоту и другие резкие запахи больничной чистоты. Палата была заполнена наполовину, и наш больной лежал в третьем из четырех рядов.

Мы достаточно бесцеремонно приблизились к постели, но по части бесцеремонности Шерлоку Холмсу в нашей компании не было равных. Интересно, что бы сказала эта медсестра в голубом, если бы узнала, что идет за ищейкой в человечьем обличье?

Итак, мы собрались вокруг простой койки: два мужчины и две женщины, трое ряженых и одна настоящая медсестра. Я посмотрела на бледное, как простыня, лицо на плоской подушке и ощутила, как огромная комната качнулась перед глазами, а чувства мои смешались самым неподобающим для медсестры образом.

Видимо, мои спутники заметили мое состояние, поскольку с обеих сторон сильные руки поддержали меня, не дав упасть.

– Спасибо, сестра, – сказал Холмс, хотя непонятно, почему он обращался к медсестре как к англиканской монашке. В тот момент смятения такие мелочи меня не заботили. – Мы осмотрим пациента сами.

Отчего-то командный голос подействовал: медсестра попробовала было возразить, но в конце концов ушла.

– Нелл, что с тобой? – прошептал Годфри мне в ухо.

Я с удовольствием отметила, что все внимание Шерлока Холмса было приковано сейчас ко мне.

Я вдохнула пары карболовой кислоты и аммиака, которые на чувствительный нос действовали как нюхательные соли.

– Я уже видела этого человека раньше, – сказала я.

– Вы знаете его имя? – Лицо Шерлока Холмса приблизилось к моему вплотную, словно бы он был гипнотизером, и приобрело требовательное выражение.

– Ну, не имя, а…

– Говорите же.

– Это… отец Эдмонс, который принимал нас с Ирен в Епископальном клубе всего пару дней назад. Что случилось с его руками? Они были… такими изящными.

Мистер Холмс удивленно поднял брови. Я получила такое удовлетворение от того, какой эффект возымело мое сенсационное заявление, что не потребовалось даже прибегать к нюхательной соли, хотя на шатлене висел серебряный флакончик с ней.

Я мгновенно пришла в себя и обрела способность ясно мыслить, словно бы кто-то откинул вуаль с моих глаз.

Когда я оправилась от потрясения, Годфри предложил мне присесть подле кровати несчастного. Мы узнаем больше, если бедняга увидит кого-то… кого он видел раньше, пусть и мельком. Кто станет спорить с адвокатом по такому поводу?

Однако когда отец Эдмонс очнулся, то оказалось, что он помнил меня очень хорошо.

– Боже, – прошептал он со всей искренностью, – я умер и теперь вижу Тебя и Твоего ангела на небесах. Ты ниспослал ее, чтобы проложить мне путь, как часто делал в Ветхом Завете. Я представлял ее лицо во время самых мучительных пыток и повторял ее имя, не важно, что требовали от меня пособники сатаны и что творили со мной.

Я оцепенела от жалости, чувства вины и унижения. Забинтованные руки молодого человека дрогнули под одеялом. Я вспомнила сжатый рассказ Холмса о том, как он нашел его пригвожденным к столу, с ладонями, проткнутыми кинжалами. Страдал ли так кто-то из ныне живущих?

– Вы не умерли, сударь, – сказал Холмс, – но я вырвал вас из лап Цербера. Злодеи теперь ищут… подругу нашего ангела. Вы называли ее имя, когда я нашел вас. Ирен.

Годфри вздрогнул, но промолчал. Отец Эдмонс, видимо привыкший по долгу службы к проповедям, ответил потоком слов. Наверное, мучителей подобная манера сильно раздосадовала.

– В языческие времена Ирена была греческой богиней мира. Помню, как она появилась предо мной, прекрасная, как сияющий меч Господень, но ее подруга излучала куда более теплый свет, скромная фиалка среди букета тигровых лилий.

– Я же говорил, бредит, – пробормотал Шерлок Холмс.

Я поняла свою роль, как только ей дали имя – скромная фиалка, а потому подошла к кровати и взяла в свою ладонь одну из покалеченных забинтованных рук:

– Мой дорогой отец Эдмонс, мы понятия не имели, что дьявол спешит за нами. Вы не единственный божий человек, кто пострадал от его… – слово «рук» показалось не самой удачной фигурой речи при сложившихся обстоятельствах, – …злодеяний, которые вы выдержали как герой. Но вы должны рассказать нам все, чтобы мы могли положить конец насилию.

– Они задавали всякие вопросы про… отца Хокса. И про Магдалину. Про приют Магдалины и женщину по имени Лола. И женщину по имени Ирен, в которой я распознал посланницу Господа.

Сомневаюсь, что Ирен когда-либо получала более величественную роль, за исключением разве что роли «небесной Аиды», как ее называют в арии из оперы Верди.

Мистер Холмс был готов мириться с иллюзиями раненого только до тех пор, пока тот отвечал на вопросы.

– Что им нужно было от Ирен?

– Только лишь узнать, откуда она и где ее найти. Я сказал: «с небес», но это их еще сильнее разозлило.

– А Лола?

– Хотели узнать, что о ней знал отец Хокс. Я не смог ответить ни на один вопрос, а потом архангел Господа нашего спустился с небес и распугал их.

Я подняла брови, глядя на Шерлока Холмса, который скромно пожал плечами.

– Что будет с его руками? – прошептала я Холмсу, поскольку бедняга так и не выпускал мою ладонь.

Годфри наклонился, чтобы услышать вердикт.

– Доктор говорит, что раны быстро заживают, – тихо сказал Холмс, – правда, руки отчасти утратят подвижность. Врач крайне заинтересован в изучении этого необычного случая, а потому, без сомнения, приложит все старание.

Годфри подался вперед, чтобы задать пациенту вопрос:

– Вы могли бы узнать кого-то из них?

– Их лица были скрыты капюшонами. Как у монахов. Я решил, что у меня кошмар о временах инквизиции, я не видел их глаз, но понимал, что там нет места жалости. Они, казалось, одержимы своими дьявольскими поисками. Не дай бог ни женщине, ни ангелу попасть к ним в руки.