Книга "Золотое ухо" военной разведки - Михаил Болтунов

– Может, у вас денег нет?

– Денег, товарищ генерал, у нас давно нет...

Рябов понимающе кивнул и раздал каждому по тридцатке. Шмырев запомнил ту тридцатку на всю жизнь – купюра большая, ярко-красная, с портретом Ленина. Кто-то из них тогда пошутил, мол, после войны вернем.

Генералу шутка понравилась.

– После войны? Согласен, а сейчас дуйте в столовую.

И воентехники дунули. Ох, и вкусный же борщ был в тот день!

... Однако время шло, а отправить воентехников к месту службы не представлялось возможным. Им стали уже намекать, мол, можно написать рапорта и перевестись на другой фронт. Но ленинградцы хотели защищать родной город и рапорта писать отказались наотрез.

Наконец, в последний день сентября Бутченко, Дубовича и Шмырева подняли по тревоге, они погрузились в машину и отправились на центральный аэродром, который располагался тогда на Ходынке. Там стоял готовый к полету «Дуглас», который должен был доставить каучук, закупленный в Индонезии, для ленинградского завода «Севкабель».

Полет от Москвы до Ленинграда прошел вполне благополучно. Правда, стрелок время от времени стрелял в темное ночное небо, но это скорее для поддержания боевого духа, поскольку даже гула вражеских самолетов они не услышали. Приземлились на северо-восточной окраине Ленинграда, на аэродроме Всеволожское. Договорились, что хоть на часок забегут к своим родным, а уж потом на службу.

У Петра Шмырева в Питере, на улице Скороходовой жила мама. Отец умер еще в 1932 году, от инфаркта, или, как тогда говорили, от разрыва сердца. Он заведовал столовой на заводе им. Сталина и, возвращаясь из Москвы, с совещания работников общественного питания, почувствовал себя плохо. Не выдержало сердце.

Без отца жилось тяжело. Спасибо тетке, маминой сестре. Она жила в Минске, и каждое лето Петя Шмырев проводил там. Тетка кормила, обувала, одевала его, словом, поддерживала материально.

А когда Петр подрос и закончил школу, мама уговаривала пойти в военно-медицинскую академию, но он решил по-своему. И вот теперь воентехник Шмырев ехал к маме.

Вера Алексеевна встретила его со слезами радости, а он, обняв мать, деловито открыл вещмешок, вытащил оттуда московские подарки: консервы, тушенку, сгущенку, печенье, и главное – хлеб. Он помнит, как смотрела его мама на обычную буханку ржаного хлеба. Тогда впервые в душе шелохнулась тревога: выходит, в Москве он мало что знал о ленинградской блокаде.

... В разведотделе фронта, который располагался невдалеке от Исаакиевского собора, на Красной улице, его встретил подполковник Иван Миронов. Он получил это звание недавно, которое, собственно, и было введено после финской компании. В петлицах у Ивана Мироновича красовались три шпалы. Должность – помощник начальника разведотдела фронта по радиоразведке и специальной радиосвязи.

После беседы с Мироновым воентехник получил предписание в 623-й отдельный радиодивизион особого назначения. Дивизион располагался на Звенигородской улице, дом 5.

Петр Шмырев был назначен, пожалуй, на одну из самых ответственных и сложных должностей в дивизионе – помощником командира по технической и хозяйственной части. Однако техническая часть его вовсе не пугала, а вот хозяйственная... Откровенно говоря, в свои неполные 22 года хозяйственными вопросами воентехник Шмырев никогда не занимался, в академии этому тоже не учили. Помог ему Николай Иванович Лебедев, начальник продслужбы дивизиона. По возрасту он годился Петру в отцы, призван был с гражданки, где до войны руководил крупнейшим гастрономом в Ленинграде. По сути, он и взвалил на себя все дивизионное хозяйство, а Шмырев занимался техникой.

«Знаете, – сказал как-то в разговоре Петр Спиридонович, – в войну нам очень помогал, а точнее, спасал Ленинград».

Поначалу я не понял, что имел в виду Шмырев, переспросил: «В каком смысле спасал?» «Да в прямом, – ответил он. – Представьте, у нас на обычных сержантских должностях в войну служили опытные радиоинженеры из научно-исследовательских институтов, с заводов. Умнейшие люди, инженеры от Бога, они могли блоху подковать. Только в радиотехнике, конечно... Так что интеллект Ленинграда крепко помогал его обороне».

Дивизион – хозяйство не малое, как людское, так и техническое. Личного состава около 200 человек. Из них – 25 офицеров. Состоял он из радиоцентра, который вел перехват передач противника; радиопеленгаторных пунктов, вынесенных на периферию и осуществляющих засечки для определения местоположения работающих станций фашистов. По координатам станции соответственно определялись данные штаба немцев. Третьим составляющим в системе дивизиона был узел связи.

В дивизионе служили не только инженеры экстра-класса, но и столь же опытные, знающие переводчики. Петр Спиридонович до сих пор помнит их по именам: например, Ольга Николаевна Климова, владевшая добрым десятком иностранных языков, Марта Алексеевна Ахменайнен, в совершенстве знавшая финский язык.

А однажды к ним в дивизион прямо из военкомата привезли изможденного, голодного, еле живого парня. Фамилия его Колодников. Родители умерли от голода, а он чудом остался жив. До войны парень учился в спецшколе, хорошо владел немецким языком. Вот военкоматские офицеры и попросили забрать к себе, иначе ведь пропадет парень.

В дивизион его взяли, откормили, и он стал прекрасно работать. Перед зимним наступлением 1944 года командование дивизиона создало радиопеленгаторный пункт. Но чтобы работать в ультракоротковолновом диапазоне, надо иметь прямую видимость на противника, и потому для Колодникова устроили площадку на самой высокой сосне, закрыли ее плащ-палатками. Там он располагался, следил за передачами противника.

Как-то Шмырев, приехав в дивизию, которая действовала на Стрельненском направлении, решил посмотреть на работу Колодникова. Дали ему провожатого, чтобы на переднем крае не заплутал, прошли они лесом, к сосне, где и был устроен радиопеленгаторный пункт. А там висит указатель, поднятый вверх, на котором написано: «Хозяйство Колодникова». Вот так, целое хозяйство.

Вообще обстановка на Ленинградском фронте была такова, что любой выезд на пеленгаторный пункт превращался в своего рода небольшую спецоперацию. Когда кольцо блокады окончательно сжалось, пришлось на Ораниенбаумский плацдарм перебросить два пеленгаторных пункта. Лед на Финском заливе уже подтаял, но другого выхода не было.

Чтобы проехать на пункт в Лисьем Носу, на КПП машину тормозили и заставляли побелить. После этого ставили в командировочном удостоверении штамп: «Въезд в военно-морскую крепость Кронштадт разрешен». И только после этого машина выезжала на лед. Регулировщик спрашивал у водителя: «Ну что, солдат, быстро ездить умеешь?» «Умею». «Тогда гони». И солдат гнал по ледяной дороге, обозначенной слева и справа вешками. Повезет – проскочишь. Не повезет – значит, геройски погиб за Родину. Воентехнику Петру Шмыреву везло.

... После прорыва блокады Ленинграда и взятия Выборга обстановка на фронте резко изменилась. 472-й радиодивизион ушел под Нарву, в Прибалтику. Там он отличился в боях и был удостоен ордена Красного Знамени, а в 623-й дивизион, в котором продолжал служить Шмырев, остался в Выборге.