Книга Три грустных тигра - Гильермо Инфанте Габрера

Он притормозил и тоже пригляделся.

— Ты праффф. Это не он. А как похож, подлец. Вот видишь, у всякого есть двойник или, как ты говоришь, привозной робот с Марса, тут у нас все привозное.

— Да не так уж и похож.

— Это означает лишь, что даже понятие двойничества относительно. Все в конечном счете сводится к вопросу точек зрения.

Я решил начать. Натолкнуть на искусственные откровения, раз уж так ловко наталкиваю на спонтанные.

— А кстати. Ты спал с Вивиан?

— Вивьен Ли?

— Брось, я серьезно.

— Намекаешь, что благородное первое воплощение Бланш Дюбуа — это не серьезно?

— Я серьезно говорю серьезно.

— Постой, ты не о Вивиан ли Смит-Корона-и-Альварес-дель-Реаль?

— Да, о ней.

Мы ехали по Двадцать первой, и он резко завернул к «Националю». Капитан Куэдд. Лишь бы не отвечать? Мы вкатились в парк, зеленый холл отеля.

— Где ты хочешь поужинать?

— Я вовсе не хотел ужинать, ты забыл?

— Как тебе «Монсеньор»?

— Я последую за тобой, куда бы ты ни отправился. Будем считать, что я твоя духовная дуэнья.

Он раскланялся.

— Хорошо, тогда в «Клуб 21». А машина пусть здесь стоит. Всегда приятно знать, что дружественный, хоть и не хозяйский, вездесущий глаз приглядывает за твоими кониками.

Или косой, подумал я. Мы въехали на стоянку и поставили машину под фонарем. Куэ забыл вытащить ключ, пришлось возвращаться. Он глянул на небо.

— Как думаешь, падре Говерна, дождь пойдет?

— Не думаю. Гроза еще над морем.

— Ну и славно. Видно, чтение военных донесений лучше влияет на солдат, чем поле брани. Пошлите.

— О годах не спорят.

Он посмотрел на меня искоса, нахмурив брови и усмехаясь, Куэри Грант.

— Я хотел сказать — о погодах, — поправился я.

У въезда он расплатился.

— А Рамон тут?

— Какой Рамон.

— Да он один Рамон, Рамон Гарсия.

— Я тоже Рамон, Рамон Суарес.

— Тысяча извинений. А другой Рамон не работает сегодня?

— Частников возит. Что-то срочное?

Послание к Гарсии, подумал я и чуть не сказал вслух.

— Просто хотел повидаться. Передайте, что Арсенио Куэ его спрашивал.

— Куэ. Отлично. Завтра передам лично или с кем-нибудь, если не пересечемся с ним.

— Ничего важного. Просто привет передать.

— Передам, будьте уверены.

— Спасибо.

— Не за что.

Версаль. Если бы «Националь» мог заговорить. Мы побрели под пальмами, и я засмотрелся на нимфу, держащую кубок вечно извергающейся воды в фонтане перед отелем, голую и босую, вытянувшуюся по струнке, объятую ночью, но освещенную прожектором, который неумолимо выставлял на всеобщее обозрение очевидный акт интимного пития, почти что внутреннего нарциссизма, как будто девочку, разглядывающую в зеркале ванной комнаты свою наготу, застал чужой, шпионящий, влезший не в свое дело глаз. Непристойность.

— Красотка, а? Слегка чокнутая, недолго и тронуться, если бесконечно пить воду. Радуйся, Сильвестре, что Пигмалион с Кондильяком не разгуливают на свободе. Двинутая, как все они. И к тому же, на мой вкус, — слишком чистая. She’s spoiling her flavour[174].

К чему было так давить на английский или, на худой конец, ямайский выговор?

— Я знаю двух-трех не сумасшедших.

— More power to you. Но пасись лишь на своих лугах. Вот тебе мой добрый совет.

Да кто, черт побери, его просил? Сеньорита «Одинкуэе Сердца».

— It’s a watering Lily[175], — сказал он, заметив, что я все еще слежу взглядом за нагой наядой. Я не сказал ему, что огибаю фонтан, закрыв один глаз.

У казино «Капри» Арсенио поздоровался с хромым продавцом гардений, купил одну и поболтал с ним о том о сем, я не стал слушать.

— Ты носишь гардению в петлице?

— У меня и петлицы-то нет.

— На что она тебе тогда?

— Оказываю помощь инвалиду.

— Житейской войны.

— Я сделал бы то же самое для Джейка Барнса или капитана Ахава. Кроме того, к нам спешит подпевка.

Из цилиндра ночи выпрыгнул кролик. Крольчиха. Куэльчиха. Одно лицо с нимфой-гидрофилкой.

— Куэ, дорогой! Какие люди!

— Как дела, солнышко. Вот тебе цветочек, русалочка. Вазе цветы. Кстати, мой друг. Сильвестре Сон Влетнюю. Иренита Атинери.

— М-м-м, ты, как всегда, сама галантность. Какое красивое имя! Очень приятно, — и она показала зубки, будто протянула визитную карточку.

— Ночной угодник.

— Рад познакомиться, белла донна.

— Потрясающе. Ой как вы похожи!

— Не различаешь, кто есть Куэ, а кто есть Кто?

Прыснула. Она обитала в ином круге, чем Магалена и Беба.

— Но люблю я вас обоих.

— По отдельности, пожалуйста, — сказал Куэ.

Упорхнула после долгих поцелуев, смешков, Пока, заходите ко мне в лас-вегас в ближайшие дни. В ближайшие ночи, сказал Куэ и, повернувшись ко мне:

— Что я говорил?

— Ты знаком с топографией твоего ада.

— По-испански это называется Рампа. Прости, по-кубински.

У входа в «Клуб 21» я сказал:

— Никак не могу выкинуть из головы эту девчонку.

— Ирениту?

Я окинул его одним из его же дежурных взглядов.

— Статуйку? Ради бога, Сильвестре.

— Шел бы ты…

— Продавец гардений — мальчик, если ты не понял.

— Да Магалену, черт. Только о ней и думаю. Она меня околодовала. Она настоящая Мага Лена.

Куэ встал как вкопанный и вцепился в столб, поддерживающий маркизу, так, будто рядом начинался не сад, а колодец.

— Повтори.

Тон его меня тоже удивил.

— Настоящая Мага Лена.

— Еще раз, пожалуйста. Только эти два слова.

— Мага Лена.

— Так я и знал!

Он отпрыгнул назад и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Что с тобой?

Он ничего не ответил и прошествовал в ресторан.