Книга В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - Юрий Владимиров

В день 1 мая – «великий» праздник трудящихся, объявленный «днем повышенной добычи угля», как и предшествовавшее 30 апреля, я работал в утреннюю смену на втором участке шахты. И был свидетелем, как изо всех сил трудился в ней в забое с совковой лопатой простым навальщиком одетый в обыкновенную спецовку самый большой начальник – заведующий шахтой, а фактически – заведующий шахтоуправлением, так как руководил он не одной, а двумя шахтами – № 48 и 3/4. С ним вместе были несколько других конторских работников-мужчин, а также председатель шахткома и секретарь местной организации ВКП(б), который очень много суетился и в основном командовал всеми. И когда у меня внезапно порвались резиновые перчатки, этот «командир» «уговорил» меня работать без них. Так что пришлось проработать остаток смены, держа «баран» и длинный кабель к нему голыми руками и рискуя при этом погибнуть от возможного удара пробившимся электротоком.

Неожиданно майские праздники омрачились из-за того, что мои бывшие соседи в комнате общежития Юров и Силаев вдруг исчезли из него. После них нашли на столе комнаты записку, что они якобы с разрешения своего начальника смены уехали на неделю домой в Пензенскую область, чтобы проведать семьи, которые не видели более 7 лет. Это вызвало переполох. Кончилось тем, что из районного отдела внутренних дел на родину Юрова и Силаева срочно послали двух вооруженных сотрудников, которые уже 6 мая привезли обоих беглецов и заключили их в тюрьму в Свердловске. Через неделю состоялся суд, который приговорил бедняг к 7 годам лишения свободы, о чем всех нас – бывших пленных широко известили, чтобы мы не последовали примеру осужденных. Куда потом они делись, мне неизвестно.

Конец мая ознаменовался для всех бывших пленных двумя яркими событиями. Первое было печальным: погибли на работе два бутчика – мой хороший знакомый Савельев из-под Харькова и его напарник. Как это случилось, сказать точно не могу – говорили, что при бурении ими вручную кровли для ее подрыва откололись большие куски породы и упали им на головы. Два человека успели отвернуться и не пострадали. Покойных привезли в морг при медсанчасти, где женщина, с которой жил Савельев, раздела, обмыла и переодела его тело в чистую одежду, а другой покойный так и остался в том, во что был одет, и лишь разбитое лицо его кто-то вытер от шахтной пыли. Положив в простые гробы обоих, вызвали телеграммой их родных. Но через двое суток приехали на похороны, на которых присутствовал и я, только престарелые отец и мать Савельева. До и во время похорон они не плакали и молча сидели на стульях перед телом единственного сына, которому было уже около 40 лет. Как оказалось, родители не видели его с 1941 года. Товарищей тихо и без цветов похоронили на поселковом кладбище, мимо которого я часто ходил на почту…

Второе событие было более или менее радостным. Паспортный стол Свердловского районного отдела внутренних дел выдал нам удостоверения личности, заменявшие паспорт, хотя и действительные лишь на полгода и только в пределах Свердловского района. В них, в частности, было написано, что мы прибыли в этот район из рабочего батальона. На обратной стороне удостоверения находились сверху типографские надписи: «Особые отметки» и «Прописка», но под ними не было ничего… Это удостоверение хранится у меня до сих пор. В тот же день получил от мамы письмо с сообщением, что брат Виталий еще в конце апреля демобилизовался из Военно-морского флота и возвратился домой и что теперь ей не хватает только меня.

В ночь с 15 на 16 июня на втором участке шахты, заканчивая работать в ночной смене, я подвергся смертельной опасности. Тогда, к великому моему счастью, я оказался в компании вдвоем с опытной запальщицей Гелей, не будь которой рядом, не знаю, что бы со мной было. Произошло это так. После того как я закончил бурить «бараном» 8 запасных бурок для сменяющей нас утренней смены, ко мне подошла со своими взрывными средствами Геля. Ей предстояло взорвать мои 7 или 8 бурок, чтобы обеспечить ей необходимый фронт работ для следующей смены. Геля, как обычно, скомандовала крепильщикам и навальщикам закончить работу и уйти вниз, что они и сделали. Я тоже отнес с ними на безопасное, с моей точки зрения, расстояние свой «баран» вместе с кабелем и возвратился к Геле, чтобы помочь ей.

Как только она заложила взрывчатку в первую бурку, внезапно затрещали деревянные стойки, что предвещало начало обрушения кровли в забое. Поэтому мы попытались поскорее уйти вниз к другим забойщикам, но не успели – кровля в забое и в бутовых стала с грохотом рушиться, ломая и сбрасывая с мест стойки. При этом от возникшего очень сильного потока воздуха у обоих из нас внезапно погасли лампы, и мы остались в полной темноте. Зажечь их снова было невозможно. Да, кроме того, надо было очень спешить, так как вот-вот могла обрушиться кровля и над нашими головами, поскольку на том месте, где мы находились, еще не было стоек.

Я растерялся и шепотом на родном языке начал просить своих покойных отца, дедушек, бабушек и сестренку помочь мне. И помощь тут же пришла – Геля взяла меня за правую руку, отбросив потухшую лампу, и повела вверх по очищенному от угля забою, пока мы не уперлись в торцевую стенку. Теперь моя дальнейшая судьба зависела только от Гели.

Она попыталась успокоить меня, стала объяснять, что будем делать дальше, но я ее совсем не понимал. Запомнил лишь то, что пойдем очень осторожно, держась постоянно руками за торцевую стенку, назад в бутовое пространство, хотя находиться в нем и очень опасно, пока не доберемся из него до лаза в верхний, опустевший штрек выработанного первого уровня шахты. И стали мы с Гелей медленно-медленно, часто спотыкаясь об обвалившиеся куски породы, щупая их руками и слыша, как они продолжают иногда падать и спереди и сзади, двигаться назад от своего обрушившегося забоя. Шли мы, конечно, долго.

Наконец Геля сказала, что мы у лаза. Она влезла в него, а я за ней, и так мы выбрались в опустевший штрек, где надолго остановились и несколько успокоились.

После долгих часов блужданий в полной темноте мы наконец увидели свет в конце штрека и добрались до наклонного ствола. А по нему без особых усилий выбрались из шахты. Это случилось примерно в 8 часов вечера в воскресенье 16 июня. Так что в полной темноте мы пробыли около 20 часов – почти сутки. Хорошо еще, что и мне, и Геле предстояло выйти на работу не в эти же сутки в ночную смену, а завтра в утреннюю. Поэтому у нас оставалось более 8 часов времени, чтобы утолить голод, выспаться, отдохнуть и прийти в себя.

Естественно, все руководство шахты было в те сутки несчастья сильно им озабочено и направило сразу после случившегося обрушения кровли в забое и в бытовых команду спасателей на место катастрофы. Благодаря этому несколько забойщиков, к счастью не полностью оказавшихся под кучей породы, были спасены, а получившие при этом ранения различной тяжести направлены в медсанчасть. Никто не погиб.

Явившаяся в тот же день на работу утренняя смена привела в порядок вышедший временно из строя забой, убрав и отправив из него на-гора всю обрушившуюся породу и установив новые стойки несколько в стороне от непосредственных мест обрушения. Она же извлекла из завала целыми мои «баран» и кабель, а также лампы, брошенные мной и Гелей, ее сумку со взрывчаткой. К началу прихода вечерней смены вновь пошла в забое нормальная работа.