Книга Похожая на человека и удивительная - Наталия Терентьева

– Говорите, я слушаю! – так же доброжелательно сказала Лена.

– Лена, вы знаете, что ваш… – Как назвать Женю? Зачем я лезу в чужую семью, даже не зная, как мальчика называет его… Кто она ему? О господи… – Что… Женя ночевал сегодня в школе?

– Да? Почему? – удивилась Лена. – Я с ним поговорю, чтоб он больше так не делал. А он там ничего не разбил? Всё в порядке?

– В порядке, – успокоила я ее. – Всё в полном порядке. До свидания.

– До свидания! – приветливо попрощалась со мной Лена.

Я посмотрела на мальчика. Он сидел и читал рекламу книги неведомой писательницы, которая пишет, судя по плакату на панели вагона, о любви чувственной, беззаветной, страстной, волшебной… Интересно, это всё к одному человеку? Спросить бы писательницу, заплатившую за рекламу своего опуса раз в сорок больше, чем ее гонорары, встречала ли она сама такого человека. Может, именно он и оплатил цветные бумажки, которыми заклеены стены вагонов. Злая я, все-таки, злая. И не знаю или забыла, что такое любовь волшебная, томная, беззаветная. И еще как хочется, чтобы твои буковки – родные, драгоценные, самые лучшие – прочитали все-все-все. Даже если смысла в этих буковках меньше, чем в пузырящейся и въедливой рекламе мыла и химических йогуртов.

– Ты любишь читать? – спросила я Женю.

– Нет, – ответил он. – Я раньше любил. Но потом все книжки прочитал и стал читать второй раз. Но второй раз не так интересно.

– Ясно. Выходим. Здесь как раз и пиццерия есть отличная, и большой книжный магазин. Сначала поедим или за духовной пищей?

Женя повернул ко мне бледное лицо с темными кругами под глазами. Ну что я спрашиваю! И зачем веду его в пиццерию? Ему надо поесть дома супа, вареной курицы и лечь спать, часиков на десять. Но у меня дома супа не бывает никогда, тем более вареной курицы, и сама я через полтора часа уже должна быть на телевидении. Вот там и поспит. У меня в крохотной, но персональной комнатке, которую мне выделили как кабинет и как гримерку, есть даже диванчик. Это не домашняя кровать, но и не кабинет химии. Дети актеров и работников других таких же ненормальных профессий часто живут в театрах и за кулисами телевизионных студий. «Дети»?..

– Женя…

Как спросить об этом мальчика? Себя я уже спрашивала, и не раз, но ответа так и не получила – кем я хочу быть этому мальчику? Спрошу его.

– Женя… – повторила я, ненавидя себя за мямлость.

Ну что со мной такое! Я ведь ничтоже сумняшеся могу все что угодно императору телевизионной российской империи сказать – для меня он человек и человек, а тем более своим начальникам или всенародным любимцам, с которыми веду регулярные беседы о смысле их разноцветных судеб.

Нет-нет, пожалуй, сначала надо определиться с выбором пиццы. Ведь это очень важно, какую пиццу заказать. Одно дело – с нарезанными кружочками сосисок, другое с ананасами и курицей…

Глава 51

На проходной телевидения, показывая свой новенький пропуск, я объяснила охраннику:

– Мальчик со мной, на съемку.

– Нужно на него отдельный пропуск выписывать. Так не положено.

– Это…

Ну давай, Лика, смелее! Произнеси то, что тебе так хочется и так боязно сказать. Ведь обратного пути нет, по крайней мере, для тебя самой.

Я быстро посмотрела на Женю. Мальчик с интересом оглядывался по сторонам, хотя пока ничего интересного, кроме сверкающих после недавнего ремонта потолков и хромированных люстр, вокруг не было, ни одной мало-мальски известной физиономии. К тому же я думаю, что все Женины знаменитости пока сосредоточены в стране рисованных зверят, рисованных же ужастиков и героев.

– Я знаю этого дядю, – вдруг с необыкновенной радостью сообщил мне Женя. – Он играет маньяка в фильме. Когда он задушил свою соседку…

Я засмеялась и прижала к себе Женю.

– Я думала, ты пока только мультфильмы смотришь! Так, – я перевела взгляд на охранника, – вы нас с сыном, пожалуйста, пропустите, а то я опоздаю из-за вас, будет очень нехорошо.

– Не положено, – недовольно пробурчал охранник. – Проходите!

В моем кабинете Женя тут же пристроился на диванчик и выжидательно уставился на выключенный монитор телевизора.

Я, увидев его взгляд, не задумываясь включила телевизор. Я попадаю в плен к маленькому человеку? Не слишком ли много раз за последние полгода я попадаю к кому-то в плен? Интересно, он заметил, как я назвала его, уговаривая охранника? А может, и заметил, да не придал никакого значения. Он привык к тому, что чужие, по сути, люди называют его сыном, ничего особенного в это слово не вкладывая.

Я посмотрела на мальчика, сосредоточенно переключавшего в этот момент программы на пульте. Я придумываю это, потому что мне так хочется, или действительно он сейчас думает о том, как сядет рядом со мной дома на уютном, мягком диване, как я налью ему чаю и пододвину большую вазочку с…

– С чем? – не удержалась я. – С солеными палочками?

– Да, – кивнул Женя. – С хрустящими палочками. Они стоят одиннадцать рублей, в нашем буфете в школе иногда продаются. Это вообще самое мое любимое, что только есть.

– Ясно… А я-то думала, чем я тебя кормить буду, я готовить не очень.

– Я люблю макароны с маслом, я вам приготовлю, – ответил Женя. – Толстые такие, знаете? Похожие на улиток. У меня жила улитка на подоконнике. А потом ее ворона съела. И еще умею варить яблочный компот, меня бабушка заставляла варить…

– Наверно, учила варить, да?

– Нет, заставляла! – Женя опустил голову.

– Ладно, – я с трудом прогнала из головы Женину грузную бабушку с жесткими седыми волосками, торчащими на подбородке, с толстыми пальцами, с тяжелым дыханием, с сумрачным взглядом водянистых глаз. – Женя, не думай, пожалуйста, про бабушку, я ее боюсь.

Женя от неожиданности даже засмеялся.

– Вы разве кого-то боитесь?

– Подожди секунду, – я отобрала у него пульт и включила звук у телевизора, где шел какой-то концерт. – Давай посмотрим. Я хорошо знаю эту певицу. И ты, кстати, ее видел, мы с тобой у нее в гостях были.

Женя кивнул и стал смотреть вместе со мной.

На сцену вышла Герда в короткой темно-голубой тунике и обтягивающих лосинах света индиго. С ней за ручку шла маленькая Лиза в прелестном и тоже ярко-синем платьице. Женя разулыбался:

– Да, я помню… И девочку…

– «Не проси меня смея-яться…» – начала Герда.

– «Я и так всегда смею-юсь…» – запела вместе с ней Лиза чистеньким и довольно крепким голоском. Вполне бабушкин напор и какой-то очень неожиданный тембр для такой юной певицы.

Герда запела своим мощным эстрадным контральто, по привычке широко расставив ноги. Так, вероятно, она стоит в бальных платьях, в которых поет уже много лет. В лосинах это выглядело забавно, но неплохо. Так обычно стоят мужчины-певцы, особенно оперные, поющие на хорошей опоре. Звук – на диафрагме, тело – на крепких ногах. Хорошо отлаженный поющий инструмент. Так и Герда сейчас. Тем более что рядом с ней пела маленькая, тоненькая, бесконечно дорогая ей девочка. Девочка, которая больше года никак не могла даже произнести ее имя. И Герда, скорее похожая сейчас не на энергичную бабушку, а на позднюю, но еще полную сил, любви, надежд маму, пела вместе с Лизой просто замечательно, не изображая из себя королеву, не встряхивая то и дело сверкающими искусственным блеском кудрями, не надувая губы, не вытаращивая глаза, на которые она – не удержалась! – наклеила огромные синие ресницы.