Книга Штрафбат - Эдуард Володарский

Твердохлебов взял бумажку, прочитал, сказал со значением:

— Что же, с возвращением тебя, Цукерман. И сразу топай в дозор. Самый ближний к реке. Спросишь — найдешь. А после расскажешь, каким таким чудом ты в госпитале оказался. Ступай.

— Есть! — Хорошее настроение сразу пропало. Савелий молча повернулся и вышел из блиндажа.

В штабе армии сидели командиры армейских дивизий и полков, артиллерийских и авиационных соединений. На стене висела огромная карта участка фронта, который занимала армия.

— Начать большое наступление выпала честь нашей армии, товарищи, — говорил командарм. — За оставшееся время — десять дней — все дивизии должны быть придвинуты непосредственно к линии обороны. Время наступления в конвертах, которые вы все получили. Вскрыть пятнадцатого октября, за три дня до начала боевых действий. Понтонную переправу через Десну подготовит стрелковая дивизия генерала Лыкова, и она же осуществит захват плацдарма на другом берегу и прорыв обороны противника. За ней в прорыв по понтонной переправе пойдут танковые дивизии генерала Родионова и генерала Кулябко вот на этом участке. За ними полки Абрамяна, Глухарева, Иконникова. — Командарм очертил указкой на карте место прорыва. — Но предварительно мы осуществим отвлекающий прорыв — форсирование Десны и захват плацдарма на другом берегу. Захватим плацдарм и будем удерживать его во что бы то ни стало. Немцы начнут стягивать туда свои ударные резервы, ослабляя другие участки фронта. И вот тогда танки Родионова и Кулябко пойдут вперед, но в другом… вот в этом месте, — указка ткнулась в точку на карте. — По показаниям захваченных в плен языков противник даже предполагает, что наше наступление начнется именно здесь. Они считают, что здесь самое удобное место для наведения понтонов и захвата плацдарма. Что ж, мы не обманем их ожиданий. Ложное форсирование и захват плацдарма начнется ня двое-трое суток раньше главного наступления. Вопросы?

— Кто будет осуществлять отвлекающий маневр, товарищ командарм?

— Два полка штрафников. Собрали со всего фронта. Командовать ими будет… Илья Григорьевич, кто у тебя батальоном штрафным командует? Как его? Запамятовал…

— Твердохлебов Василий Степанович, — встал из-за стола генерал Лыков. — Бывший майор. Лишен звания и наград за то, что попал в плен в мае сорок второго года.

— Ну, вот он и будет командовать. Формирование из двух полков и приданного к ним артдивизиона назовем штрафной бригадой. А этот… Твердохлебов… будет комбригом. Приказ сейчас заготовим. Начальник особого отдела армии здесь?

— Здесь, здесь…

— Ты как не возражаешь?

— По существу возражений нет, товарищ командарм.

— А по мелочам после поговорим. Ты заготовь приказ до отъезда генерала Лыкова в свою дивизию.

— Сделаем.

— Передай Твердохлебову, Илья Григорьевич: продержится на том берегу трое суток — получит погоны полковника и орден Боевого Красного Знамени на грудь. И все остальные штрафники… кто останется в живых… получат обратно свои звания и ордена. Объясни им, от них зависит судьба наступления всего фронта.

— Слушаюсь, товарищ командарм, — ответил генерал Лыков.

— Еще вопросы?

— Прошу прощения, — поднялся седой генерал-майор. — Почему такие надежды возлагаются на штрафников? Ведь противник обрушит на них все силы, чтобы не дать захватить плацдарм и, если такое случится, чтобы сбросить их обратно в реку. Моральный и боевой дух штрафных батальонов крайне низок, и вследствие этого задача, поставленная перед ними, вряд ли будет выполнена… Мы сильно рискуем…

— Это решение принято командующим фронтом товарищем Рокоссовским, и оно не обсуждается, — ответил командарм. — Больше нет вопросов? Тогда обсудим, так сказать, тактические задачи каждого формирования армии во время наступления. Прошу внимания…

* * *

Помните ль вы Мурку, Мурку дорогую,

Помнишь ли ты, Мурка, наш роман?

Кольца и браслеты, платья и береты

Я ли тебе, Мурка, не дарил? —

негромко напевал Леха Стира. Пальцы неторопливо пощипывали струны, в глазах Лехи — грусть и мечты.

Вдруг он перестал играть и сказал со вздохом:

— Жалко, черт подери…

— Чего тебе жалко, блудный сын? — тоже вздохнул отец Михаил. — Беспутно прожитых лет?

— Похоронку продовольственную жалко, — вновь вздохнул Леха. — Щас смотались бы по-быстрому… эх, ямайский ром, сосиски, табачок… Нет, ну какая же все-таки сука этот майор Харченко! — Леха стукнул кулаком по гитаре…

— Кончай бренчать, черт малахольный, дай поспать людям! — раздался раздраженный голос из угла.

Все люди — бляди, весь мир — бардак,

Родной мой дядя — и тот мудак! —

громко пропел Леха и, отложив гитару в сторону, объявил: — Концерт по заявкам закончен, спите спокойно, товарищи…

Он улегся поудобнее у стены блиндажа, подложив под голову скатку шинели, подобрал под себя ноги, запихнул руки в рукава телогрейки, зевнул сладко, позвал:

— Петрович, а, Петрович?

— Чего тебе? — сонным голосом отозвался Глымов, дремавший рядом.

— Как думаешь, черти на луне водятся?

— Почему на луне? — сонно ответил Глымов. — Они на земле водятся, и первый среди них — это ты…

Леха хихикнул:

— Не, я не черт, Петрович, я — добрый… только воровать люблю… наверное, цыгане у меня в роду были. Вот чего вижу из золота, руки сами тянутся. Головой понимаю, что нехорошо, а руки тянутся… Слышь, Петрович, чего-то комбата до сих пор нету? Чует сердце, не с добром он из дивизии приедет. Чем больше начальник, тем большей подлянки от него жди…

— Ты заткнешься когда-нибудь? — вскинулся Глымов.

— Все, Петрович, все, сплю! — Леха закрыл глаза и действительно сразу заснул.

Твердохлебов сидел в это время в блиндаже комдива и слушал Лыкова.

— Погоны полковника и орден Боевого Красного Знамени, — говорил генерал Лыков. — Это не я тебе говорю, это приказ товарища Рокоссовского. Командарм так и сказал.

— Два полка? — спросил Твердохлебов.

— Пять батальонов пехоты и дивизион противотанковых орудий, — сказал Лыков.

— Не удержимся мы на том берегу, — мотнул головой Твердохлебов. — Погибнем.

— Погибнете, но удержитесь, — поправил его начальник штаба полковник Телятников.

— И сколько надо будет погибать?

— Трое суток, — ответил генерал Лыков. — Через трое суток начнут переправляться основные силы армии.

— Не продержимся. — Твердохлебов прикурил самокрутку от снарядной гильзы, стоявшей прямо на разложенной карте шестиверстке. — Они нас артиллерией с землей смешают. Да на переправе половину побьют. И пушки потопят. А остальное на берегу уничтожат. В первые четыре часа, как высадимся.