Книга Стоять до последнего - Георгий Свиридов

Старкову было приятно увидеть фамилию русского боксера. Не так давно, в августе, он устанавливал связь с боксером, а теперь, по всему видно, берлинская группа включила его в свою систему… Старков понимал, что появление Миклашевского в Бельгии не случайно, видимо, тому предстоит держать связь с радисткой Мариной Рубцовой. Для Марины у Старкова уже имелся новый паспорт на имя немки Марии Луизы Тортенберг.

Глава шестнадцатая

1

Миклашевский, заканчивая тренировку, провел несколько сильных ударов по мешку, набитому опилками и песком, покрытому сверху кожей, отпрыгнул назад и тут же, с шагом в сторону, снова послал кулак, спрятанный в жесткой боксерской рукавице. Удар получился резкий, неожиданный.

— Гут! Карошо! — сказал тренер Карл Бунцоль. — Нох айн мал! Еще один раз!

Миклашевский повторил прием. Но только отход сделал в противоположную сторону и удар нанес другой рукой. Левой. Так же четко, так же быстро и хлестко.

— Зер гут! Очень карошо!..

Карл Бунцоль понимал, что значит такой тактический прием, если его применить на ринге в боевой обстановке. В его холодных глазах, опушенных белесыми ресницами, появилась теплота, словно там растаяли льдинки. Седой боксерский наставник, за плечами у которого не один десяток лет работы на ринге и за рингом, знал цену мастерства.

— Очень карошо! — повторил он и перевернул песочные часы. — Один минута!..

Миклашевский сбросил пухлые перчатки, вытер лоб, лицо, шею слегка влажным полотенцем, потом провел по груди. Хотелось пить, но пить нельзя. В маленьком спортивном зале было душно. Вверху у створки окна гудел вентилятор. По размерам — обычная комната, расположенная в полуподвальном помещении. В углу — небольшой ринг, огороженный канатами, а вдоль стен за канатами прикреплены мягкие маты, обитые какой-то тонкой, коричневого цвета клеенчатой материей. Вывалишься за канаты ринга — не ушибешься о стену. С потолка свисали два тяжелых мешка, похожих на короткие гигантские колбаски, висела на проволоке крупная кожаная «груша», наполненная горохом. На такой «груше» хорошо отрабатывать апперкоты — удары снизу. С правой стороны у стены имелись две деревянные платформы для пневматических «груш». В простенке меж окон прикреплена шведская стенка. Тут же лежали на специальной подставке гантели разных весов, штанга. Зал небольшой, но довольно уютный и прилично оборудован для тренировки одного-двух спортсменов.

— Тайм! — крикнул Бунцоль.

Игорь, натянув маленькие тренировочные перчатки для работы на спортивных снарядах, подошел к пневматической «груше». Кожаная, продолговатой формы, а внутри, словно в мяче, надута резиновая камера. Прикреплена эта кожаная «груша» к плотной деревянной платформе с помощью своеобразного шарнира, позволяющего ей двигаться в разные стороны.

Работать на «груше» не так-то просто. Надо уметь наносить удар именно в самый центр, чтобы она, стукнувшись о платформу, тут же возвращалась к тебе, а не вертелась волчком. Боксерская «груша» вырабатывает скорость, выносливость, точность, глазомер… Миклашевский любил работать на «груше». Встав в стойку, расслабился, послал вперед левый кулак. Он бил не спеша, ритмично, постепенно усиливая темп. Бил левой рукой, потом правой, потом стал попеременно наносить удары с обеих рук, и пневматическая «груша» стала выбивать гулкую ритмичную дробь…

«Груша» была такой же, как и дома, в институте физкультуры, как в Ленинграде, в спортивном зале. И на какое-то мгновение ему показалось, что не было всего того, что с ним произошло, что не было ни фронта, ни противной жизни в ненавистной солдатской форме остлегиона и за спиной стоит не этот малознакомый немец, старый боксерский волк с расплывчатыми чертами лица, потому что уж больно часто ему приходилось встречаться с боксерскими жесткими перчатками, а стоит другой немец, его тренер по сборной Ленинградского военного округа Анатолий Генрихович Зомберг. Где он сейчас? Какова его судьба? Хороший, душевный был человек, знающий специалист. О нем ему напомнил голос Карла Бунцоля, он чем-то был похож — своей интонацией, что ли, — на голос Анатолия Генриховича.

— Стоп! — подал команду Бунцоль. — Антракт!

Игорь, стукнув еще раз спаренным ударом «грушу», отошел от спортивного снаряда. «Груша» еще долго билась о платформу, постепенно затихая…

— Веревка! — велел тренер.

Миклашевский и сам знал, что после «груши» ему необходимо раундов шесть попрыгать со скакалкой. Сбросив перчатки, Игорь обтерся влажным полотенцем, прошелся по тренировочному залу. Тесно, особенно не разбежишься. Больше приходится двигаться на месте, кружиться, подпрыгивать.

Скакалка поет со свистом, мелькая в воздухе сплошным кругом. Немудреный снаряд, а выматывает запросто и довольно быстро, если прыгать неумеючи. Игорь подпрыгивает на одних носочках. Раз-два-три, раз-два-три… Со скакалкой можно и бежать на месте, и высоко подпрыгивать, делать двойные обороты.

Руки работают, ноги работают, сердце гонит кровь по жилам, мелькает, поет скакалка, а в однообразном ритме мысли обретают свободу, они уносят боксера из этого частного спортивного зала, где за каждую тренировку, за каждую минуту приходится платить. Смешно слышать, но факт остается фактом. Миклашевский рассчитывался сам с хозяином боксерского зала. Он не спрашивает у тебя справки от врача, разрешающей заниматься данным видом спорта, не интересуется твоим здоровьем, ему даже безразлично, пьяный ты или трезвый, надевал ли ты когда-нибудь в жизни боксерские перчатки или не видал в глаза ринга… Гони монету — и валяй тренируйся!

Мелькает скакалка, почти не касаясь пола, и боксер как будто все время плывет в воздухе. Он подпрыгивает почти незаметно, мягко, пружинисто, экономно, почти скользя над полом. И думает о своем тренере — кто он такой? В душу заглянуть трудно. Но бокс знает превосходно. Сам работал на профессиональном ринге, умеет подать и раскрыть секрет тактических вариантов, эффективных и действенных.

Бунцоля приставили к Миклашевскому недавно, когда он был в Берлине.

В столице рейха — «Хауптштадт дес рейхас» — Миклашевский пробыл почти три недели. В начале октября в штаб остлегиона пришел персональный вызов: «Откомандировать рядового Миклашевского в Берлин». Штабники недоуменно переглядывались. Такие вызовы, да и то весьма редко, приходили на старших офицеров, которых вызывали в недавно созданный «Русский комитет», а здесь велят отправить в Берлин какого-то солдата, все заслуги которого заключаются в том, что он награжден медалью да имеет где-то в верхах родственника, чья «мохнатая лапа» и вытаскивает его в столицу. Пересуды пересудами, а выполнять распоряжение необходимо. По такому удачному случаю командир батальона капитан Беккер схлопотал себе внеочередной отпуск с поездкой в столицу (солдат остлегиона не имел права ездить по стране без сопровождения офицера).

Командир батальона сам водил Миклашевского по разным отделам канцелярии остлегиона, давал заполнять какие-то документы, карточки, потом тощий старый немец в черной гестаповской форме с погонами младшего офицера протянул сухую тонкую ладонь и пожелал счастливого свидания со столицей великой Германии.