Книга Проходимец по контракту - Илья Бердников

И эта машина, чуть-чуть сбавив скорость, вдруг протянула веер дымных шнуров по направлению к камере заднего вида.

«Ракеты, — мелькнула вялая мысль. — Как медленно летят…»

Ярчайшая вспышка ударила по глазам. Казалось, что свет имеет плотность, вес, структуру… Свет пронизал все мое существо, кипятком обварив нервные окончания.

Потом наступила тьма.

На этот раз я не стал ей сопротивляться, предоставив тьме охватить меня. Мое «я» просто висело посреди тьмы, если слово «висело» могло быть применено в этом случае. Я не хотел никуда идти. Не хотел ничего бояться. Не хотел даже шевелиться.

Через какие-то абстрактные единицы виртуального времени, единицы, осознать и определить которые я не мог при всем своем желании, я начал ощущать, что во тьме что-то происходит. Эта тьма была похожа на тьму межмирового Перехода, но что-то в ней было иным. Что-то изменилось.

Что-то, чему я не мог дать названия, так как не мог определить природу этого явления, двигалось вокруг меня. Перемещалось, беззвучно и незаметно. Перетекало из одних необъяснимых пространственных далей в бездны, которым имя было Бесконечность.

Мало-помалу я стал понимать, что природа движения этого «нечто» вокруг меня обманчива для моего восприятия. Слишком уж привык человек все мерить по себе. Слишком уж часто мы мним себя центром Вселенной и считаем, что весь мир должен двигаться вокруг нас, забывая о том, что мы являемся всего лишь частичкой этого мира.

Проще говоря, я вдруг понял, что не мир движется вокруг меня, но что я двигаюсь через невидимые слои пространства, описать которые невозможно, так как природа их скрыта во мраке неведения и непонимания. Подобно одноклеточным бактериям мы можем скользить в пленке на водной поверхности, исполняясь примитивной мыслью, что эта пленка на грани двух неизвестных нам стихий, водной и воздушной, и является краем мира, который заключается в нескольких квадратных сантиметрах поверхностного натяжения, и что дальше этой пленки ничего не может быть. Интересно, какие чувства испытала бы бактерия, если бы ей вдруг хоть чуть-чуть открылись горизонты атмосферы и океанских глубин? Перестала бы она от удивления перерабатывать вещества под воздействием солнечного света или попросту растворилась в окружающей среде от потрясения и полученных кощунственных знаний? Не сожгли бы ее на каком-то бактериальном огне за ересь возмущенные соотечественники?

«Мне нравится твое чувство юмора, но человек — не бактерия».

Голос, зазвучавший ниоткуда, казалось, был громче рева сопел стартующего в космос ракетоносителя. Но он был и беззвучен. Словно исходя изнутри меня, он одновременно давил со всех сторон, и я испытывал двоякое чувство, словно моя личность вот-вот будет и расплющена в лепешку, вдавлена, спрессована в суперточку черной микродыры и одновременно распылена по необъяснимым пространствам, будучи расширяемой изнутри.

— Тогда кто же он? — спросил я тьму, уже совсем не понимая, что же в конце концов происходит. Мысли о том, что я когда-то, казалось совсем давно, ехал по Дороге в кабине автопоезда, мелькнули где-то на грани сознания и тут же исчезли, словно убоявшись своей незначительности и неуместности в данной ситуации и месте. Месте, которому невозможно было дать ни названия, ни описания.

«Человек, прежде всего, — личность, — ответил Голос».

В кромешной тьме я не видел собеседника, но мне показалось, что Голос как-то оформился, словно стекся из пронизывающей пространство эфирной субстанции в определенный сгусток. Если бы я был уверен, что у меня все еще есть тело, я бы сказал, что Голос оказался у меня где-то в районе сердца или немного ниже, ближе к солнечному сплетению.

— Почему здесь так темно? — спросил я, не надеясь, впрочем, на адекватный для моего восприятия ответ и в глубине сознания опасаясь, что попросту потерял зрение.

«Слишком мало уделяется внимания. Как может непознанное быть светом для тех, кто вообще ничего не смыслит в нем? Для несмышленых, непонимающих даже ярчайший свет Истины будет непроглядным мраком и неизвестной угрозой».

Я, практически никак не реагируя, стал замечать, что тьма теряет свою непроглядность, словно истаивая изнутри себя, будучи не просто пустотой, но какой-то пропитывающей и заполняющей все структурой. Я вдруг понял, что могу дышать. Нет, я не говорю о том, что до этого я задыхался, не получая доступа к воздуху, но это было так, словно до этого я не нуждался в дыхании по причине отсутствия легких и, собственно, тела, в котором они должны были находиться.

Почти одновременно я осознал, что у меня есть ноги, и даже сделал пару неуверенных шагов по какой-то мягкой, подающейся под ногами субстанции. Я опустил взгляд появившихся глаз вниз, к ногам. Так и есть. Песок. Самый обыкновенный, но такой ровный и чистый, словно его специально промывали и просеивали.

До обоняния донесся знакомый запах. Теплый, одновременно и свежий и мягкий ветерок коснулся лица, погладил вновь обретенную кожу и поспешил куда-то дальше, оставив на губах слабый солоноватый привкус.

Я поднял глаза и увидел МОРЕ. Спокойное и одновременно живое, оно плавно катило к берегу невысокие прозрачные волны, орошало влагой песок и редкие круглые камушки, а потом спокойно отступало назад, будучи уверено в том, что снова прикоснется к грани сухого песка и даже забросит свои легкие брызги немного дальше.

Море жило, море дышало, море осознавало само себя, и понимание этого факта почему-то не удивило меня, словно так и должно было быть. Слева и справа я видел краем глаза сочную зелень различных деревьев, крыльями охватывающую этот золотистый пляж.

И еще я слышал. Нет, конечно, я слышал шепот ветра в ушах, шелест и плеск волн, шуршание листьев на деревьях невдалеке… Но я еще слышал и Музыку. Дело было не в том, что где-то что-то наигрывало или работало какое-то радио, но сам воздух, сама субстанция этого места звучала на грани слышимости. И ветер, и волны, и даже скрип песка за моей спиной каким-то образом звучали, звучали именно как Музыка, сплетаясь в необъяснимой, но прекрасной гармонии…

Скрип песка за спиной?

— Жизнь присутствует во всем, — проговорил молодой мужской голос сзади меня. — Просто многие не хотят этого видеть.

— Даже на Земле? — спросил я, не решаясь обернуться, словно увиденное могло настолько шокировать меня, что я просто мог потерять себя, разлететься по этому миру, раствориться в живом море, в бездонном небе, что не имело солнца, но, тем не менее, было наполнено светом.

«Так, — соображал я, — если солнце находится сзади меня, то я должен видеть тень, но ее нет, да и, несмотря на комфортную теплую атмосферу, я не ощущаю никакого воздействия солнечных лучей, хотя все вокруг освещено уверенным ярким сиянием, напоминающим послеполуденное летнее освещение, словно бы лучится сам воздух…»

Я услышал скрип песка за своей спиной. Потом что-то вонзилось в песок. Мой собеседник, похоже, подошел и встал справа от меня.

— Конечно, и на Земле. Если только ты способен видеть эту жизнь.