Книга Город Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс

— А как ты найдешь это место?

— Э-э, его трудно проглядеть. Там есть своего рода указательный столб. В виде сидящего трупа.

— Трупа?

— Мумифицированного тела. Оно немного похоже… ну да сам увидишь.

— Как, по-твоему, таинственные намеки и недомолвки — законный литературный прием? — задал я вопрос с подвохом.

— Нет, — ответил Гомунколосс. — К таинственным недомолвкам прибегают лишь второразрядные авторы, чтобы удержать внимание читателя. А почему ты спрашиваешь?

Белая овца среди Смайков

Как тягостно бродить под самым Книгородом, но словно глубоко в лабиринте! Теперь я понял, почему Гомунколосс решил спрятаться как можно дальше отсюда. Жизнь города здесь можно было не только слышать, но и почувствовать. То и дело что-нибудь грохотало по выбоинам, и книги в шкафах подрагивали. Однажды мне даже почудилось, будто до меня донеслись голоса детей. Слышать их, но оставаться узником подземелий было еще непереносимее, чем жить изгнанным в далеком Тенерохе.

Невзирая на близость города, я все равно, наверное, не выбрался бы собственными силами. Катакомбы по-прежнему сбивали с толку, ведь проходы здесь были забиты книгами. Они были такими узкими и низкими, с бесчисленными ответвлениями, перекрестками, пещерками и лестницами, и книги теснились со всех сторон. Книги! Вот уж до чего мне решительно не было дела! Я на собственной шкуре изучил все виды книг, от мечтающих и опасных до живых, и если действительно когда-нибудь выберусь отсюда, то направлюсь прямиком в девственную пустыню, в которой никто не умеет ни читать, ни писать.

— Не пугайся! — сказал вдруг Гомунколосс, который все это время целеустремленно шагал впереди. — Труп сидит за ближайшим поворотом и, на первый взгляд, кажется вполне живым. Это, возможно, объясняет наличие скелетов вокруг: вероятно, это — те, у кого были слабые нервы и кого при виде тела хватил удар.

Предупрежденный таким образом, я осторожно заглянул за угол — и тут же отпрянул. Там сидел кое-кто знакомый.

— Смайк! — прохрипел я.

— Да, немного похож на него, правда? — прошептал у меня за спиной Гомунколосс, чуть отставший, чтобы я первым вошел в пещерку.

— Нет, это не Фистомефель Смайк, — сказал я. — Скорее Хагоб Салдалдиан Смайк.

Мы оба уставились на мумию. Это действительно был Салдалдиан Смайк, богатый дядюшка Фистомефеля, и выглядел он в точности как на картине маслом, которую я видел в журнале под домом Смайков. Ну, почти так же, поскольку его тело совершенно высохло. Но так как он и при жизни походил на ходячий труп, разница была едва заметна. Он сидел на полу пещеры, привалившись спиной к заставленному книгами шкафу и устремив мертвый взгляд в пространство. Помимо него в пещерке находилось несколько скелетов, так сказать, в разборе, ведь их кости были разметаны вокруг. С потолка свисала лампа с полудохлым медузосветом, которая отбрасывала лишь тусклый, судорожно пульсирующий оранжевый свет. Самое странное было то, что две верхние ручки мумии были подняты, и одна указывала на другую. Непонятно, как удалось Хагобу умереть в такой позе.

— Ты его знаешь? — спросил Гомунколосс.

— Не лично. Но мне известно, кто это. Представитель семейства Смайков.

— Слишком уж худой для червякула.

— Своего рода белая овца. Это богатый дядюшка Фистомефеля, который оставил ему все свое состояние, а после исчез. Говорят, он был сумасшедшим.

— Вид у него явно ненормальный. Что он тут делает?

— Может, заблудился? Умер от голода. Или жажды. Высох. Мумифицировался.

— А с руками у него что? Почему он так странно их держит?

— На что-то показывает.

— Ну да, на собственные пальцы.

— Наверное, у него действительно были не все дома.

— Нет. Подожди-ка, — возразил Гомунколосс. — Он показывает не на пальцы. Он показывает на что-то, что в них держит.

— Держит в пальцах? Но там ничего нет.

— Нет, есть. Волосок.

Я присмотрелся внимательнее.

— Верно. Ресничка.

Тут мне вспомнился разговор с Фистомефелем Смайком и то, что червякул рассказывал о своем дядюшке, когда мы стояли перед портретом.

— …Хагоб Салдалдиан Смайк, — сказал тогда Фистомефель, — был художником. Резал статуэтки. У меня весь дом ими забит.

— Но я у вас ни одной статуэтки не видел.

— Неудивительно, — ответил Смайк. — Их невооруженным глазом не разглядишь. Хагоб ваял микроскульптуры.

— Микроскульптуры?

— Да, сначала из вишневых косточек и рисовых зерен. Потом исходный материал все уменьшался и уменьшался. Под конец он стал высекать скульптуры из обрезков волос. Когда вернемся, я покажу вам кое-какие под микроскопом. Он вырезал целую битву при Нурнвальде на одной-единственной реснице.

— Это микроскульптура, — сказал я.

— Иными словами, этот волосок как-то обработан?

— Возможно. Хагоб якобы умел вырезать на самых крохотных предметах. Но сейчас это нам ничем не поможет. Чтобы разобраться, нам нужен микроскоп.

— Только не мне, — возразил Гомунколосс. — Я и так могу прочесть.

— Правда?

— Я ведь уже говорил: понятия не имею, что мне Смайк вживил вместо глаз, но зрение у меня такое, словно я смотрю в телескоп. Или в микроскоп. В зависимости от того, что требуется.

— Да ну? Тогда посмотри скорее! Может, на этой реснице вырезана какая-нибудь подсказка?

Ловко выдернув из костлявых пальцев Хагоба Салдалдиана Смайка ресницу, Гомунколосс поднес ее к темным провалам глазниц и долго рассматривал. Мне показалось, я услышал едва различимые щелчки и гудение.

— Ты не поверишь! — воскликнул он наконец.

— Во что я не поверю? — нетерпеливо отозвался я. — Тебе я во всем поверю.

Гомунколосс перевел на меня удивленный взгляд.

— Ах вот как? С чего это?

— Скажи же, что ты увидел!

— Ты не поверишь.

— Пожалуйста!

Гомунколосс снова сосредоточился на реснице.

— Это завещание! — сказал он. — Выгравированное на волоске завещание.

— Не может быть!

— Ну вот, видишь, ты мне не веришь.

— Ты с ума меня сведешь! Читай же!

— Завещание, — произнес Гомунколосс.