Книга Черный принц - Айрис Мердок

— А что с Присциллой?

— Так он тебе не сказал? — воскликнул Арнольд. Он не смотрел на меня. Он стиснул зубы, лицо его дрогнуло — возможно, он пытался скрыть торжество или радость.

— Что с Присциллой?

— Присцилла умерла, — сказал я. — Она вчера покончила с собой, приняв слишком большую дозу снотворного.

— Он узнал это сегодня утром, — сказал Арнольд. — Ему Фрэнсис сообщил по телефону.

— Это верно, — подтвердил я. — Когда я сказал тебе, что еду в гараж, я поехал звонить Фрэнсису, и он мне сообщил.

— И ты мне не сказал? Ты скрыл… и после этого мы… весь день мы…

— О-о, — простонал Арнольд.

Джулиан не обратила на него внимания, она пристально смотрела на меня, кутаясь в пиджак, воротник его был поднят, окружая ее взъерошенные волосы, она обхватила руками горло.

— Как же так?

Я поднялся.

— Это трудно объяснить, — сказал я, — но, пожалуйста, попробуй понять: Присцилле я уже ничем не мог помочь. А тебе… Я должен был остаться… и нести бремя молчания. Это не бессердечность.

— Похоть, вот как это называется, — сказал Арнольд.

— О, Брэдли… Присцилла умерла…

— Да, — сказал я, — но ведь я же тут ничего не могу поделать, и…

Глаза Джулиан наполнились слезами, они закапали на отвороты моего пиджака.

— Ах, Брэдли… как ты мог… как мы могли… бедная, бедная Присцилла… это ужасно…

— Полная безответственность, — сказал Арнольд. — Или даже ненормальность. Бездушие. Сестра умерла, а он не может вылезти из постели.

— Ах, Брэдли… бедная Присцилла…

— Джулиан, я собирался сказать тебе завтра. Завтра я бы все тебе сказал. Сегодня я должен был остаться. Ты видела, как все получилось. Мы оба не принадлежали себе, мы не могли уехать, так было суждено.

— Он сумасшедший.

— Завтра мы вернемся к повседневности, завтра будем думать о Присцилле, и я все расскажу тебе и расскажу, как я страшно виноват…

— Я виновата, — сказала Джулиан. — Все из-за меня. Ты с ней бы остался.

— Да разве остановишь человека, если он решился покончить с собой? Наверно, неправильно даже и вмешиваться. Жизнь у нее стала совсем беспросветная.

— Удобное оправдание, — сказал Арнольд. — Значит, вы считаете, что раз Присцилла умерла, тем лучше для нее, да?

— Нет. Я просто говорю, что… можно думать и так… Я не хочу, чтобы Джулиан считала, что… Ах, Джулиан, конечно, надо было тебе сказать.

— Да… Мне кажется, это злой рок преследует нас… Ах, Брэдли, почему ты не сказал?

— Иногда надо молчать, даже когда и очень больно. Я нуждался в твоем утешении, конечно, нуждался. Но было что-то важнее.

— Удовлетворить сексуальные потребности пожилого мужчины, — сказал Арнольд. — Подумай, Джулиан, подумай, ведь он на тридцать восемь лет тебя старше.

— Нет, — сказала Джулиан, — ему сорок шесть, значит… Арнольд издал короткий смешок, и судорога опять прошла по его лицу.

— Он так сказал тебе, да? Ему пятьдесят восемь. Спроси сама.

— Не может быть…

— Посмотри в биографическом справочнике.

— Меня там нет.

— Брэдли, сколько тебе лет?

— Пятьдесят восемь.

— Когда тебе будет тридцать, ему будет под семьдесят, — сказал Арнольд. — Пошли. Я думаю, этого достаточно. Мы никому ничего не говорили, поэтому не будем поднимать шума. Я вижу, Брэдли даже убрал свое тупое оружие. Пошли, Джулиан. Поплачешь в машине. Сразу будет легче. Пошли. Он уже не станет тебя удерживать. Посмотри на него.

Джулиан взглянула на меня. Я закрыл лицо руками. — Брэдли, убери, пожалуйста, руки. Тебе действительно пятьдесят восемь?

— Да.

— Неужели ты сама не видишь? Неужели не видишь? Она пробормотала:

— Да… теперь…

— Разве это важно? — сказал я. — Ты говорила, что тебе все равно, сколько мне лет.

— Не надо жалких слов, — сказал Арнольд. — Давайте сохраним чувство собственного достоинства. Ну, пошли, Джулиан. Брэдли, не думайте, что я безжалостный. Всякий бы отец так поступил.

— Разумеется, — сказал я, — разумеется. Джулиан сказала:

— Это ужасно — насчет Присциллы, ужасно, ужасно…

— Спокойно, — сказал Арнольд. — Спокойно. Пошли. Я сказал:

— Джулиан, не уходи. Ты не можешь так уйти. Я хочу объяснить тебе все как следует наедине. Конечно, если ты ко мне переменилась, ничего не поделаешь. Я отвезу тебя, куда ты хочешь, и мы распрощаемся. Но я прошу тебя, не оставляй меня сейчас. Я прошу тебя ради… ради…

— Я запрещаю тебе оставаться… — сказал Арнольд. — Я расцениваю ваш поступок, Брэдли, как развращение малолетних. Простите, что употребляю такие сильные выражения. Я мучился, я злился, а теперь стараюсь изо всех сил быть разумным и добрым. Давайте посмотрим на вещи здраво. Я не могу уехать, я не уеду без тебя.

— Я хочу объяснить тебе, — сказал я, — я хочу объяснить про Присциллу.

— Но как же?.. — сказала она. — Боже мой, боже мой. Она беспомощно расплакалась. У нее дрожали губы. Душа у меня разрывалась на части, тело терзала физическая боль, бесконечный ужас.

— Не бросай меня, любимая, я умру.

Я подошел к ней и робко дотронулся до рукава пиджака.

Арнольд быстро обогнул стол, схватил ее за другую руку и потащил в прихожую. Я пошел за ними. Через открытую дверь спальни я увидел тяжелый гаечный ключ, валявшийся на белых простынях. Я мгновенно схватил его и встал, загородив дверь.

— Джулиан, я не могу сейчас тебя отпустить, я сойду с ума, пожалуйста, не уезжай, ты должна остаться со мной хоть ненадолго, мне надо оправдаться перед тобой…

— Вам нет оправдания, — сказал Арнольд. — Зачем спорить? Неужели вы не видите, что все кончено? Подурачились с глупой девчонкой — и будет. Чары развеялись. И отдайте мне ключ. Мне не нравится, как вы его держите.

Я отдал ему гаечный ключ, но продолжал стоять в дверях. Я сказал:

— Джулиан, решай.

Джулиан попробовала совладать со слезами и рывком высвободилась из рук отца.

— Я не поеду с тобой. Я останусь тут, с Брэдли.

— Слава богу, — сказал я, — слава богу.

— Я хочу выслушать все, что мне скажет Брэдли. Я вернусь в Лондон завтра. Я не оставлю Брэдли одного среди ночи.

— Слава богу.

— Ты поедешь со мной, — сказал Арнольд.

— Нет, не поедет. Она же сказала. А теперь уходите, Арнольд, одумайтесь. Вы что — хотите драться? Хотите размозжить мне голову ключом? Обещаю вам, я привезу Джулиан завтра в Лондон. Ее никто не станет принуждать. Поступит, как захочет. Я не украду ее.