Книга Убийство по-французски - Мартин О'Брайен

Карно кивнул, забирая ключ.

— Что ж, они там. Восемь штук.

Карно поджал губы, хмыкнул и включил зажигание. Но его распирала восторженная, сумасшедшая, сомневающаяся радость, а сердце будто рвалось наружу. О да!

98

Кавайон, пятница, 21 октября

Жако ощутил озноб и поднял воротник куртки. В дневные часы было довольно тепло, но как только солнце опускалось за крыши, тенистые переулки и безлюдные площади Кавайона вскоре становились мрачными и безрадостными. Вот так Жако ощущал себя в маленьком провинциальном базарном городке, куда его перевели после драки с Гасталем.

Позвонил Гимпье, который все еще залечивал свой синяк. «Гасталь выдвигает обвинения, — сообщил он, — так что не избежать дисциплинарных слушаний». А тут еще Ламонзи. Старику было жаль, но ничего поделать он не мог. Через три недели Жако предоставили на выбор: Кавайон и срок в их недоукомплектованной уголовной бригаде или досрочная отставка. Что хочешь. Расследование по Водяному Гимпье передал Берни Мюзону.

Итак, Жако подготовил квартиру у мадам Фораке, заплатил ей арендную плату за три месяца вперед и попросил сдать ее как можно скорее. Он вернется, сказал он ей, но не знает когда. На глазах у старой девицы выступили слезы, когда он запихнул чемоданы на заднее сиденье «пежо» и поехал в Кавайон.

Конечно, Изабель Кассье все облегчила. Она приехала в Кавайон в первый же уик-энд и помогла ему подобрать место для жилья, обставить его, скрашивала одиночество всякий раз, когда ей удавалось вырваться, и держала Жако в курсе всех сплетен. От нее он узнал о том, что Ламонзи продинамил Гасталя, а потом того неожиданно назначили в Лион, что Водяной, видимо, затаился, что Гимпье уже хлопочет о возвращении Жако, что Ламонзи каждый раз блокирует все попытки в этом направлении.

В начале октября Изабель как-то позвонила ему вечером и сообщила, что не приедет вообще. Мягко, без злости и возмущения она объяснила, что его душа все равно не с ней и что она все понимает. Конечно, это здорово, но ей от этого ждать нечего, и, наверное, пришло время считать дело законченным. Лучше остаться друзьями. Жако не стал на нее давить, просто поблагодарил за все, что она сделала, и пожелал удачи. Попросил беречь себя.

Все две недели, открывая дверь парадного, проверяя пустой почтовый ящик, а затем плетясь по четырем лестничным пролетам к своей квартире, Жако знал — она права, что положила этому конец. Его душа не была с ней. Но это не означало, что он не скучал. Свободный уик-энд, и нет никого, с кем его можно разделить. Его ждут целых два дня одиночества.

Пройдя в квартиру — тесное однокомнатное пространство под крышей, — Жако повесил куртку на крюк за дверью и освободил волосы от резинки. Через пятнадцать минут, сполоснувшийся под душем, пахнущий шампунем и закутанный в халат, он вернулся к входной двери, пошарил в карманах и извлек оттуда маленький мешочек из коричневой бумаги. Внутри были порезанные на кусочки черные трюфели, подаренные ему днем благодарным фермером, которому он помог неделю или две назад.

«Делают женщину мягкой, мужчину твердым», — сказал старик, вкладывая мешочек в руку Жако. В квартире уже провоняло ими, как и в офисе.

Жако пронес их на кухню, покрутил в пальцах сморщенный клубенек, вбирая в себя его древесно-земляной запах и раздумывая, что с этим делать. Накануне он сделал неплохой запас продуктов — хотя и не столь богатый, как у вдовы Фораке, — и подумывал, что обыкновенный ризотто даст возможность отдать должное трюфелям. Пока не обнаружил, что риса-то у него и нет. Оставалось одно: разбив несколько яиц в миску, Жако сделал омлет, почистил в него добрую половину трюфелей и перемешал. Чудовищная расточительность, подумал он, принеся тарелку в гостиную, включив телевизор и умостившись на диване. Постыдная. Безнравственная. Он отрезал вилкой уголок омлета, запихнул в рот и удовлетворенно улыбнулся. Через полчаса он все еще улыбался, когда зазвонил телефон.

Берни Мюзон из Марселя.

Хотя они не разговаривали со дня отстранения Жако от должности в мае — тогда Мюзон прервал занятие Жако по разборке стола, чтобы пожелать ему удачи, и помог снести его вещички в подземный гараж, — он узнал его голос сразу же.

— Итак, — подсказал Жако после того, как было покончено с предисловием — всякими как-ты-там, последними новостями, ворчанием по поводу Гимпье и информацией о переводе Изабель в Париж.

На другом конце провода Мюзон прокашлялся.

— Подумал, вам захочется об этом узнать. Он начал опять.

Жако не нужно было разжевывать, что Мюзон имеет в виду.

— Марсель?

— Не Марсель. Тут вы были правы. Все было тихо со времени вашего отъезда. На этот раз в Эксе.

— Экс-ан-Прованс?

— Нет, Экс-ле-Бен.

— Как ты узнал?

— От старого приятеля по академии. Лескюра. Ферди Лескюра. Он руководит отделом тяжких преступлений в Савойе. Отдел находится в Гренобле. Пока два трупа. Прибило к берегу озера. Озеро Бурже. Поначалу они думали, что это просто утопленницы — точнее, так их зарегистрировали местные ребята, — пока Лескюр не установил, что их нашли голыми. Он знал о событиях в Марселе и приказал провести обследование...

— Пронопразон.

— Диокси... — На другом конце провода возникла пауза, Мюзон пытался справиться с собственным языком — Диоксими... Ди-окси-ми-ро-пла-зо-хип-нол. Боже, почему они никогда не пользуются словами, которые можно произнести?

— И?..

— Тот же эффект, что и от пронопразона, но действует еще быстрее. Имеется производное от него вещество, намного слабее, называется рогипнол. Помните? Оно фигурировало в деле об изнасилованиях во время свиданий? Но это, этот диокси-как-его-там, в сто раз сильнее. Достаточно царапнуть иглой, и ты в отключке.

— Легко достать?

— Очень трудно. Только в дюжине или около того больниц во всей стране. По большей части в геронтологических центрах. В виде раствора используется при анестезии в геронтологической хирургии. По словам Клиссона, который узнал это от Валери, препарат снижает риск образования тромбов.

— А конкретно где находятся эти больницы?

— Ну, во-первых, две в Эксе. Это-то и взволновало Лескюра. Он сравнил там записи о выдаче с наличными запасами и обнаружил в одной несоответствие. Очень небольшое, но все же несоответствие. Что-то вроде двух непонятно куда девшихся пузырьков. Всего-то пятьдесят миллиграммов, но этого достаточно, чтобы усыпить целый город.

Он сделал-таки ошибку, подумал Жако. Водяной допустил ошибку. Сменил лекарство, единственно доступный для него очень ограниченный, защищенный источник. О чем он, вероятно, не подозревает.

— Он из медицинской сферы, — сказал Жако. — Наверняка. Доктор или санитар.

— Похоже на то, — отозвался Мюзон. — И есть кое-что еще.

Любимые слова Жако.