Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева

– Неужели ты так глупа, Валентин? Та история с Маринпроизошла в семидесятые годы. С тех пор прошло тридцать лет! Неужели тыдумаешь, что я ждала бы так долго, имей я хоть малейшее указание на то, гдеможет быть картина? В том-то и дело, что там ничего не было, кроме намеков, вкоторых запутался бы даже Шерлок Холмс. Но там имелось упоминание о Мулене и отом, что в 1793 году в нашей деревне жил Робер – старый конюх графов Сен-Фаржо.Фамилия его неизвестна. Где он жил – тоже неизвестно… Я работала в архивах, яискала, я спрашивала и разузнавала. Трудность состояла еще и в том, что Робержил не в своем доме, а у замужней дочери. Я читала и перечитывала каждуюстрочку в архивах того времени, в дневниках, письмах, в муниципальных записях,в податных книгах… И каждый день думала, что я ошиблась, что ищу не там, чтоМулен упомянут в дневнике Сен-Фаржо случайно. Кто знает, может быть, я до сихпор бродила бы в потемках, окружающих эту тайну, если бы не случай. Да, картинунашла не я – ее нашел другой человек. Но так вышло, что он доверял мне и первымпришел ко мне со своим открытием. Жена его не могла ему помочь, она недалекаяженщина. Я была так потрясена, что не смогла скрыть от него своего восторга, нопотом стоило огромных трудов уговорить его подождать, не открывать секретнаходки. Я отговорилась только тем, что должна сначала узнать, какова сейчасцена картины, найдутся ли на нее покупатели на черном рынке. Мы договорились,что тот человек спрячет полотно там же, где обнаружил его. Он так и сделал. Новсего этого было слишком много для него, и он…

Клоди вдруг осекается и бросает на меня мгновенный взгляд. Инемедленно отводит глаза, словно боится, что я могу что-то прочесть в еестремительном взгляде.

Но Клоди опоздала. Я уже все поняла.

Я знаю, кто нашел картину Давида. Я догадалась – это былГийом! Мастер на все руки, скульптор, дизайнер, который приложил свой талант коформлению множества домов и даже погребов в Мулене. Конечно, он доверял Клоди,своей старинной знакомой, подруге жены. Вот чего не выдержало его сердце –ошеломления от находки. А может статься, Клоди ускорила его смерть. Мало лисуществует лекарств или наркотиков, которые способны спровоцировать сердечныйприступ у больного человека, усугубить его состояние! Честное слово, Клодиприоткрылась для меня сегодня с таких сторон своей многогранной натуры, чтотеперь я всего могу от нее ожидать.

Да… воображаю, что почувствовал Гийом, когда взялся задавным-давно известный ему предмет, за какую-нибудь медную трубу, к примеру, ивдруг обнаружил, что это не просто позеленевший от времени кусок металла, атайник, вместилище полотна, которое все считали давно утерянным!

Что-то вдруг проходит у меня в сознании, какая-то мысль иливоспоминание. Медная труба… Да ведь я видела ее, эту трубу! Видела своимиглазами! Она подвешена к потолку в гостиной Гийома и Жани, к ней прикрепленотележное колесо, умелыми руками Гийома превращенное в светильник!

Жани, конечно, ни о чем не подозревала. Наверняка Клодизапретила Гийому хоть словечком обмолвиться о найденном сокровище даже жене. Ипосле его смерти Клоди ничем не рисковала. Прилежно дурачила своих сообщников ипотихоньку избавлялась от них. Бедняга Жан-Ги Сиз, который попал ее усилиями втюрьму в первый раз в семидесятых, попал и теперь – Клоди заморочила ему головугрядущим богатством настолько, что он решил взорвать Сен-Фаржо. Да он простосвихнулся на всем этом и был обречен на смерть только потому, что гипотетическимог развязать язык. Даже тени, даже ничтожного процента неудачи не могладопустить предусмотрительная Клоди!

– Что же ты молчишь, Клоди? – нетерпеливо спрашивает Иса. –Договаривай наконец! Где картина?

– Мы пойдем туда и возьмем ее, – ласково, словно ребенку,говорит ему Клоди.

Ну надо же, какое превращение! Понятно, она снова хочетпомириться с ним. Но их примирение – это моя немедленная смерть. Что же делать?А, знаю, есть способ! Древний как мир способ – разделяй и властвуй.

– Да-да, – ехидно говорю я, – пойдете и возьмете… В домеГийома, верно, Клоди? В его гостиной. Там, где висит такой потрясающийсветильник с тележным колесом. Только вряд ли ты уйдешь из этого дома живым,Иса. Там уже была убита Лора, там же настанет и твоя очередь! Кстати, Клоди,как вам удалось заставить Жильбера идти искать в саду Жани туфлю Лоры? Выпозвонили ему от ее имени?

Иса быстро переводит взгляд своих острых глаз с меня наостолбеневшую Клоди, потом опять на меня. И вдруг я осознаю, что не боюсь его.Больше не боюсь! Он теперь у меня в руках. Я закинула наживку, а он еезаглотил. И сейчас беспомощно трепыхнется на крючке… Ну же!

– Жани? Ты говоришь о сестре Жана-Ги? При чем тут она? И чтоты сказала о Лоре? Она убита? При чем тут ее туфля? Говори быстро!

Не надо меня торопить, Иса. Я и сама просто-таки дрожу отнетерпения выпалить тебе все, что знаю.

И я говорю. Говорю, задыхаясь, захлебываясь. Говорю все, чтознаю, о чем догадываюсь, что предполагаю: говорю об аукционе «Друо», на котороммадам Луп купила Лоре эксклюзивные туфельки, потом – о красном «Рено» окологостиницы «Пуле д'ор» в Фосе, и о том же «Рено» на холме над Муленом, и отемной большой машине, которая подползала к нему ночью…

Тут я вдруг даю сбой. Как ни отвратительно разбираюсь я вмарках машин, но даже я способна понять, что юркий «фордик» Клоди совершенно непохож на тот массивный автомобиль. Это был джип – «Ровер», «Чероки», «Паджеро»или какие они еще есть, джипы… Но только не «Форд»!

Глаза Клоди, которые ни на миг не отрываются от меня,вспыхивают торжеством: ведь ее нервы так же напряжены, как мои, она видитбольше видимого, слышит больше слышимого! Она понимает, что я колеблюсь, инамерена воспользоваться этим. Однако мы обе забыли, что и нервы Исы напряженыточно так же, и его чувства тоже обострены до крайности.

– Похоже на твой джип «Шевроле», а, Клоди? – говорит онвдруг, задумчиво кивая, и я почти с ужасом осознаю, что он верит мне. Веритбезоговорочно!

Почему?

Да очень просто. Видимо, Клоди крепко достала его своим умениемвиртуозно морочить головы людям. Да, она правильно определила сущность Исы: онотнюдь не глава дела, не организатор, а исполнитель, пусть даже идеальныйисполнитель. Он – боевое оружие. Он груб, прям и откровенен. И, наверное, нелюбит туманных хитросплетений вокруг таких простых и ясных дел, как убийство,поиски сокровищ, теракты…

Между тем лицо Клоди снова искажается бессильной ненавистью,и я понимаю, что Иса угадал верно.

– Продолжай, – приказывает он мне, не сводя тяжелого взглядас Клоди, и берется левой рукой за ствол пистолета, словно поправляя навинченныйна него глушитель.