Книга Ярлыки - Гарольд Карлтон

Донна, усталая, лежала на сиденье рядом с Говардом. Она достала маленький тюбик крема для рук из своего кошелька и, смазав им руки, под покрывалом сжимала ими его член. Она чувствовала, как он пульсировал, и ласкала его, пока он не оросил ее спермой. Говард плотно закрыл глаза и откинулся назад, весь отдаваясь ее ласкам.

Когда они снова вернулись к «Плазе», у них дрожали ноги. Они доставили огромное удовольствие друг другу. Говард дал возчику пятьдесят долларов на чай.

Донна схватила ближайшее такси и послала Говарду воздушный поцелуй.

Он покачал головой, возвращаясь в свой новый офис на Мэдисон. Вот было бы смеху, если бы в колонке сплетен появилась заметка о редакторе отдела моды из «Дивайн» и издателе «Лейблз», которые трахались в коляске во время прогулки по Сентрал Парк. Эта заметка пользовалась бы огромным успехом! Как жаль, что он не сможет поместить ее в «Лейблз»!

— Вот дерьмо! — выругалась Маккензи. Она сидела в постели и читала «Лейблз», конечно, колонку «Сплетни». Эту колонку все, связанные с миром моды, всегда читали в первую очередь.

«Кто-то из наших дизайнеров решил порадовать своего дружка во время съемок ее моделей одежды. Но когда она прибыла на место съемок, то увидела, что там никто не носил вообще никакой одежды! И все съемки проводили… лежа. Мы ни на что не намекаем, но это сообщение стоит золота!..»

Маккензи швырнула газету на пол. Наверное, проболтался один из помощников фотографа. Она покажет сегодня вечером эту статью Элистеру.

Маккензи пила кофе и размышляла. Вся ее жизнь менялась так же, как и отношения с Элистером. Именно тогда, когда она решила, что жизнь стабилизировалась, все пошло наперекосяк. Она забеременела — и это само по себе многое меняло, потом эта жуткая сцена в студии Патрика. Они не разговаривали целую неделю… Потом Элистер извинился и вымолил у нее прощение. Но у Маккензи было такое ощущение, что он это сделал не из любви к ней, а потому что ему было гораздо удобнее жить вместе с Маккензи.

Он унизил ее, и Маккензи не была уверена, что когда-нибудь сможет снова доверять ему. Но она уже довольно долго жила с ним и боялась потерять его. Если бы она не была беременна его ребенком, то, наверное, вышвырнула бы его из своей квартиры и из своей жизни. То, что она простила Элистера, стало главным компромиссом в ее жизни. Маккензи сделала это только потому, что была уверена, что ее ребенку будет лучше рядом с отцом. Она вела длительное сражение, чтобы утвердить свою собственную философию жизни, свою собственную мораль, отличную от насаждавшейся ее матерью, или же от философии «любовь и мир», какую проповедовали ее друзья из Виллидж. Она даже не ожидала, что жизнь может быть такой сложной! Увы, далеко не всегда можешь делать то, что хочется. Она когда-то считала, что, если добиться известности и денег, все станет таким легким… Теперь она понимала, что придется самой вырабатывать свой честный, светлый и праведный образ жизни.

Она все вспоминала об Эдди.

Но сейчас, когда она была беременна и не собиралась выходить замуж, он, судя по всему, не одобрял ее поведения и старался держаться от нее на расстоянии. Но, самое главное, ей нужно было оставлять руку на пульсе ее бизнеса, планировать и контролировать все, не выпускать из поля зрения братьев и постоянно стараться перехитрить их.

Она им совершенно не доверяла. Маккензи понимала, что они сделают все, чтобы только сбить стоимость продукции, за этим ей тоже постоянно приходилось следить. Они могли за ее спиной перейти к использованию более дешевых ниток или пуговиц, а это заметно отражалось на качестве продукции. Кроме того, по мере расширения сети магазинов «Голд!», начало производиться гораздо больше продукции, чтобы удовлетворить все заявки, поэтому приходилось иметь дело с рабочими и профсоюзами. Ей хотелось, чтобы этими проблемами занимались братья, но, в принципе, им нельзя было это доверить. Теперь, когда у них было налажено производство одежды в Калифорнии, они могли связаться с какой-нибудь потогонной фабричкой в Лос-Анджелесе, чтобы там производить товары подешевле в ужасных условиях. Там, бывало, использовали подпольных швей, которые вообще не могли бороться за свои права. Ее отношение к подобным вещам сформировалось еще во время жизни в Виллидж, и Маккензи не могла даже думать об этом спокойно. Поэтому она все время с подозрением относилась к деятельности своих братьев.

Маккензи вскоре начала их просто презирать. В особенности Реджи, потому что Макс лишь тащился вслед за ним, как на веревочке. Вместо того, чтобы становиться более цивилизованными, они стали более удачливыми. У них полностью отсутствовал прогресс в поведении, манерах и тому подобном. Каждый шаг, который отделял ее от Бронкса, их, казалось, все сильнее привязывал к своим корням. Они жили в одной квартире, всего в квартале от родителей. Эстер продолжала готовить для них. Она стирала им белье и ухаживала за ними, как за малыми детьми. Они одевались в тоскливые, немодные костюмы, как бы демонстративно отрицая новый модный имидж Маккензи и демонстрируя ей, что они не принимают близко к сердцу проблемы моды и никогда не станут следить за своим внешним видом. Они все время старались подчеркнуть, что для них мода была лишь способом делать деньги.

Когда стала заметна ее беременность, Маккензи начала волноваться о здоровье младенца. Она рано ложилась спать и отказывалась ходить в рестораны, где воздух был наполнен дымом. Это еще сильнее отдалило ее от Элистера, потому что тот продолжал каждый вечер выходить в свет и общаться с коллегами.

— Это же работа, Мак, — убеждал он ее. Она понимала, что таким образом ему было легче добывать наркотики.

Вскоре в производство была запущена линия по производству джинсов и сорочек с маркой «Голд!», продажа шла по всей стране. Кроме того, они начали заниматься трикотажными изделиями, детскими вещами, расширяли связи с производителями колготок, беретов и обуви. Маккензи уже не могла нести полную рабочую нагрузку. Ей пришлось поделиться обязанностями главного дизайнера. Она обратилась к декану «Макмилланз» и провела собеседование с лучшими выпускниками. Она выбрала четверых, которые стали работать на их компанию.

— Я постараюсь научить их работать в моем стиле, — сказала она своим братьям, собравшимся в отсутствие Эдди и отца. — Я не разрешу выпустить ни одну вещь, которую бы сама заранее не одобрила.

Они посмотрели на ее пополневшую фигуру в специально сшитом платье из яркого вельвета с контрастной отделкой шнуром.

— Как насчет того, чтобы открыть магазин в Лос-Анджелесе? — спросил ее Реджи. — Ты станешь заниматься этим?

— В моем-то состоянии? Они решат, что открывается магазин палаток для туристов, — вздохнула Маккензи.

— Может, если бы ты вышла замуж за своего приятеля, ты бы выглядела более прилично? — заметил Реджи.

— Тебе лучше продолжать заниматься переговорами с водителями грузовиков и с профсоюзами, — резко ответила ему Маккензи. — Только этим ты и можешь заниматься. А вопросы морали оставь мне.

— Дети! Дети! — сказал Макс, передразнивая отца. Реджи покривился.