Книга Снова домой - Кристин Ханна

Энджел, находившийся на кухне кафетерия, через небольшое круглое оконце обозревал происходящее в зале. Его бил нервный озноб.

Кто-то дотронулся до его плеча, Энджел вздрогнул и обернулся. Мадлен, Алленфорд и его новый кардиолог Сарандон стояли и смотрели на него. Мадлен медленно, как будто опасаясь вновь напугать, убрала руку.

Энджел попытался улыбнуться.

– Я немного волнуюсь... И это странно, ведь мне тысячи раз приходилось давать пресс-конференции.

Мадлен успокаивающе улыбнулась ему.

– Все пройдет хорошо, не волнуйся. Энджел усмехнулся.

– Постараюсь. Алленфорд посмотрел на часы.

– Десять ровно.

Энджел схватил Мадлен за руку и с отчаянием произнес:

– Не знаю, смогу ли я...

– Ты все сможешь, Энджел Демарко. Когда ты сам поймешь это?

Она сказала это так спокойно, таким непререкаемым тоном, что только круглый идиот мог не понять, столь очевидной истины. Она так безусловно верила в Энджела, что ему даже стало неловко за свою слабость. Он попытался улыбнуться в ответ.

– И что бы я без тебя делал?

Она рассмеялась, но необидным, легким смехом.

– Ты ГОТОВ?

– Только не рассказывай Лине, как я тут вел себя. Она почему-то считает меня ужасно крутым, как она выражается, человеком.

Алленфорд слегка сжал плечо Энджела и кивнул головой в сторону двери, затем вместе с Сарандоном вышел на подиум.

Как только врачи появились перед репортерами, включилось дополнительное освещение, защелкали фотокамеры.

Алленфорд поднялся на возвышение, пощелкал по микрофону, убеждаясь, что тот в исправности, и принялся зачитывать заранее приготовленное заявление.

Из-за дверей Энджелу были слышны обрывки фраз, произносимых Алленфордом.

– ...Анжело Демарко поступил в клинику «Сент-Джозеф» два с половиной месяца тому назад, после своего третьего и самого серьезного сердечного приступа... Только пересадка сердца могла спасти ему жизнь... Мистер Демарко был занесен в компьютер Объединенной сети по перевозке органов в качестве потенциального получателя...

Кто-то выкрикнул вопрос, но Энджел не расслышал, что именно спросили.

– Нет, – ответил Алленфорд более резким, чем обычно, голосом. – У мистера Демарко не было особых привилегий, его имя не играло в данной ситуации решительно никакой роли. И в список пациентов, которым требовалась пересадка сердца, он попал одним из первых как раз потому, что находился в очень тяжелом состоянии. Только поэтому. – Алленфорд сложил листок с текстом и засунул его в карман халата. – Он ждал своей очереди, как и любой другой пациент. Я сам провел операцию и могу сказать, что она прошла без осложнений. После операции Демарко провел в клинике столько времени, сколько было необходимо.

Затем его выписали. Сейчас он должен вести совершенно другой образ жизни. Благодарю всех за внимание.

Как только Алленфорд закончил свою речь, вопросы посыпались один за другим как из рога изобилия. Репортеры вскакивали со своих мест, выкрикивая вопросы, тянули вверх руки с микрофонами. Большинство вопросов и ответов сливалось в неразличимый гул. Впрочем, Энджел не беспокоился об этом: пусть Алленфорд говорит все, что считает нужным. Репортеры все равно будут неистовствовать до тех пор, пока Энджел сам не выйдет к ним.

Мадлен сжала его руку.

– Ты вовсе не обязан выходить к ним, пойми.

– Конечно, немного страшновато, – признался он. – У меня в голове сейчас звучит музыка из фильма «Челюсти» Одно из двух: или это Фрэнсис напевает, или я действительности в опасности.

Она улыбнулась:

– Ты сошел с ума, Энджел Демарко.

Через стекло Энджел увидел, как доктор Алленфорд встал, спустился с подиума и отошел чуть влево – это был условный сигнал, по которому Энджел должен был появиться перед репортерами.

Он повернулся к Мадлен:

– Мы пойдем туда вместе.

– Разумеется.

Внезапно Энджелу захотелось поцеловать Мадлен. Но вместо этого он просто улыбнулся. Мысль о том, что Мадлен будет рядом, что она всегда поддержит его, что она верит в него, – придавала ему сил. Его самого удивляло, какая уверенность вселяется в человека, если он знает, что у него за спиной стоит тот, на кого всегда можно опереться. Раньше Энджел пугался каждый раз, когда оказывался в одиночестве.

– Проходи ты первая. Если нас увидят вместе, то поднимется скандал. Завтра во всех газетах начнут трепать твое имя, пытаясь докопаться до подробностей наших отношений. И уж наверняка отыщется какая-нибудь стриптизерша, например, из Дедвуда, которая охотно прокомментирует любые детали.

Энджелу очень хотелось, чтобы Мадлен улыбнулась ему, но лицо ее оставалось напряженным.

– Все пройдет хорошо, – сказала она, сжав Энджелу руку и глядя ему в глаза. Мадлен вышла из кухни кафетерия и, направившись к подиуму, села на один из стульев во втором ряду.

Ну что ж... Энджел поглубже вдохнул и собрался, как если бы ему предстояла съемка важного эпизода. Довольно легко, что далось ему благодаря долгой практике, Энджел перевоплотился в Энджела Демарко, суперзвезду Голливуда.

И с улыбкой вышел из кухни. Он отлично знал, что со стороны выглядит так, словно ему нет дела ни до чего на свете. Энджел взошел на подиум и остановился.

– Это же он!

Фотокамеры начали ослеплять его своими вспышками, толпа репортеров заволновалась. Вопросы сразу посыпались один из другим: их было так много, что Энджелу с трудом удавалось расслышать хотя бы некоторые из них.

Кто-то зааплодировал, его поддержали, и минуту-другую в кафетерии раздавалась только бурная овация.

Пожалуй, впервые за последние два месяца он вновь почувствовал себя Энджелом Демарко – а вовсе не каким-нибудь Марком Джонсом, пациентом из палаты 264-В, не братом Фрэнсиса, не новоявленным отцом взрослой дочери. Он сделался Энджелом Демарко, голливудским актером, кинозвездой, и ему это нравилось.

Старые, забытые ощущения вернулись вновь. Аплодисменты вливались, казалось, в самую его душу, Энджела переполняла гордость. Как он мог так прочно забыть это чувство всеобщего обожания и преклонения?

Широко улыбнувшись, он поднял руку, призывая к тишине.

– Спокойно, спокойно... Это ведь не я сделал операцию, я всего лишь выжил благодаря ей.

Послышались отдельные смешки. Аплодисменты стали понемногу стихать. Энджел вдруг заметил, что наступила абсолютная тишина. Все репортеры смотрели сейчас на него с нескрываемым любопытством. Шрам от операции начал нестерпимо чесаться от волнения.

Появившееся было воодушевление покинуло Энджела, он почувствовал себя совершенно опустошенным, никому не нужным. В голове вдруг мелькнула мысль: интересно, как бы он вел себя, если бы был каким-нибудь самым обычным Джо.