Книга Монахиня. Племянник Рамо. Жак-фаталист и его Хозяин - Дени Дидро

Выслушав его, она сказала:

– Господа, согласны ли вы взять меня в посредники?

Жак и его Хозяин (в один голос). Охотно, охотно, хозяюшка.

Трактирщица. И обязуетесь честным словом исполнить решение?

Жак и его Хозяин. Честное слово, честное слово!..

Тогда трактирщица, усевшись за стол и приняв тон и позу строгого судьи, сказала:

– Заслушав заявление господина Жака и приняв во внимание факты, доказывающие, что его хозяин – добрый, очень добрый, слишком добрый хозяин, а Жак – неплохой слуга, хотя и несколько склонный смешивать полное и неотчуждаемое владение с временным и безосновательным пользованием, я аннулирую равенство, установившееся между ними с течением времени, и тотчас же его восстанавливаю. Жак сойдет вниз и, сойдя вниз, снова поднимется; ему будут возвращены все прерогативы, коими он до сих пор пользовался. Хозяин протянет ему руку и скажет дружески: «Здравствуй, Жак, очень рад снова тебя видеть…» А Жак ему ответит: «А я, сударь, рад вновь вас найти…» И я запрещу когда-либо вспоминать об этом деле и возвращаться к вопросу о прерогативах хозяина и слуги. Нам угодно, чтобы один приказывал и чтобы права одного и обязанности другого оставались такими же неопределенными, как это было раньше.

Вынеся это постановление, которое она заимствовала из современного произведения, написанного по поводу точно такой же ссоры и где от одного конца королевства до другого хозяин кричал слуге: «Сойди вниз!» – а слуга кричал, в свою очередь: «Не сойду!» – трактирщица сказала Жаку:

– Дайте мне руку без дальнейших рассуждений…

Жак с прискорбием воскликнул:

– Значит, свыше было предначертано, что я сойду вниз!..

Трактирщица. Свыше предначертано, что когда поступаешь в услужение к хозяину, то надо слушаться, подчиняться, идти вперед, отступать назад, останавливаться, причем ноги не властны ослушаться приказаний головы. Дайте мне руку и выполняйте то, что велено…

Жак подал руку хозяйке, но не успели они переступить порог, как Хозяин бросился к Жаку, обнял его, отпустил Жака, обнял трактирщицу и, обнимая того и другого, воскликнул:

– Свыше предначертано, что я никогда не отделаюсь от этого чудака и, пока я буду жив, он останется моим господином, а я его слугой…

А трактирщица добавила:

– И, насколько можно судить, вы оба в этом не раскаетесь.

Трактирщица, уладив ссору, которую она приняла за первую и которая, по сути, была сотой в числе других такого же рода, усадила Жака и отправилась по своим делам, а Хозяин сказал Жаку:

– Теперь, когда мы обрели хладнокровие, то, по здравом рассуждении, не следует ли…

Жак. Следует, давши слово, его держать; и раз мы обязались честью не возвращаться к этому делу, то незачем о нем и говорить.

Хозяин. Ты прав.

Жак. Но, не возвращаясь к этому делу, не могли ли бы мы разумным соглашением предотвратить на будущее сотни других таких же размолвок?

Хозяин. Согласен.

Жак. Пункт первый: поскольку свыше предначертано, что я вам необходим и что вы, как мне о том ведомо, не можете обойтись без меня, я буду злоупотреблять этими преимуществами всякий раз, как мне представится случай.

Хозяин. Помилуй, Жак, кто же устанавливал подобные оговорки?

Жак. Устанавливал или не устанавливал, а так повелось с давних времен, так ведется теперь и будет вестись до скончания веков. Неужели вы думаете, что другие не пытались избавиться от этого постановления и что вы хитрее их? Откажитесь от этой мысли и подчинитесь закону необходимости, преступить который не в ваших силах.

Пункт второй: поскольку Жак не может не знать своего влияния и своей власти над Хозяином, а Хозяин – не признавать своей слабости и отделаться от снисходительности, то Жак будет и дальше дерзить, а Хозяин, в целях сохранения мира, – не замечать этого. Все это устроено без нашего ведома, все было скреплено свыше в то время, когда природа создавала Жака и его Хозяина. Предначертано, что вы получите звание, а я – права. Не пытайтесь противиться воле природы: это пустая затея.

Хозяин. Но в таком случае твоя доля лучше моей.

Жак. А кто это оспаривает?

Хозяин. Но в таком случае мне остается только занять твое место, а тебе – мое.

Жак. Знаете, что бы тогда произошло? Вы потеряли бы звание и не приобрели бы прав. Останемся же такими, какими мы были; честное слово, мы оба недурны, и пусть остаток нашей жизни послужит для создания поговорки.

Хозяин. Какой поговорки?

Жак. «Жак правит своим Хозяином». Мы будем первыми, про которых это скажут, а затем начнут повторять про тысячи других, гораздо лучших, чем мы с вами.

Хозяин. Я нахожу это тягостным, очень тягостным.

Жак. Хозяин, дорогой Хозяин, вы напрасно топчете шипы: они лишь больней врежутся. Итак, мы договорились.

Хозяин. Какая цена такому договору, раз закон непреложен?

Жак. Большая. Разве бесполезно раз навсегда четко и ясно установить, чего держаться? Все наши ссоры происходили до сих пор по одной причине: мы недостаточно определенно сговорились, что вы будете называться моим Хозяином, а что на самом деле я буду вашим. Но теперь мы договорились, и нам остается только применить это в жизни.

Хозяин. Но где, черт возьми, ты все это вычитал?

Жак. В великой книге. Ах, сударь, сколько ни размышляй, сколько ни думай, сколько ни ройся во всех книгах мира, вы останетесь неучем, если не заглянете в великую книгу…

После обеда погода прояснилась. Несколько путешественников сообщили, что поток можно перейти вброд. Жак сошел вниз; Хозяин самым щедрым образом рассчитался с трактирщицей. У ворот харчевни собралась довольно большая толпа людей, задержанных там непогодой и намеревавшихся пуститься в дальнейший путь; в их числе были Жак и его Хозяин, нелепо женившийся маркиз и его спутники. Пешеходы берут свои палки и котомки, другие устраиваются в повозках и в колясках, всадники садятся на лошадей и пьют посошок на дорогу. Предупредительная хозяйка держит бутылку в руке, подает и наполняет стаканы, не забывая и себя самое; ей говорят любезности, она отвечает на них учтиво и весело. Пришпоривают коней, кланяются и уезжают.

Случилось так, что Жаку с его Хозяином и маркизу Дезарси с его спутником пришлось ехать по одной дороге. Из этих четырех лиц вы незнакомы только с последним. Ему едва минуло двадцать два или двадцать три года. На его лице была написана робость; голова была несколько наклонена влево; он был молчалив и не особенно освоился со светскими манерами. Отвешивая поклон, он наклонял туловище, но не сгибал ног; сидя, он имел привычку хвататься за полы кафтана и скрещивать их на коленях, прятать руки в карманы и слушать других почти что с закрытыми глазами.

Жак разгадал его по этим повадкам и, наклонившись к уху своего Хозяина, шепнул:

– Бьюсь об заклад, что этот молодой человек носил монашескую рясу.

– Почему, Жак?

– Вот увидите.

Четверо наших путешественников ехали вместе, беседуя о дожде, о хорошей погоде, о трактирщице, о трактирщике, о ссоре маркиза Дезарси по поводу Николь. Эта прожорливая и грязная сука то и дело терлась об его чулки; тщетно попытавшись несколько раз прогнать ее салфеткой, он вышел из себя и довольно сильно пихнул ее ногой… И вот тотчас же завязывается разговор о странном пристрастии женщин к животным. Каждый высказывает свое мнение. Хозяин, обращаясь к Жаку, говорит:

– А как ты об этом думаешь, Жак?

В ответ на это Жак спросил Хозяина, не заметил ли он, что, как бы ни была велика нужда бедных людей, они тем не менее всегда держат собак, что эти собаки, будучи выучены проделывать всякие штуки, – ходить на задних лапах, плясать, прыгать в честь короля, прыгать в честь королевы, прикидываться мертвыми, оказываются благодаря этой дрессировке несчастнейшими существами на свете. Отсюда он заключал, что всякий человек хочет командовать над другим и что так как животное стоит ниже последнего класса граждан, коими командовали все прочие классы, то люди заводят зверей, чтобы командовать хоть кем-нибудь.

– Словом, – добавил Жак, – у всякого есть своя собака. Министр – собака короля, правитель канцелярии – собака министра, жена – собака мужа или муж – собака жены; Любимчик – это ее собака, а Тибо – собака нищего с угла. Когда Хозяин заставляет меня говорить, в то время как мне хочется молчать, что бывает редко, –