Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

обстоятельств принужденная постоянно держать свое тело в вертикальном положении и этим давшая возможность своему мозгу, освобожденному от напора крови, развиваться и воспринимать и отражать новые впечатления, – вероятно, была прародительницей человека, выработавшего под влиянием новой деятельности свой организм до той степени совершенства, каким обладали древние греки и новейшие англичане». Принимая наследование последствий случайных событий, Зайцев, естественно, принимает, что и особенности характера также часто передаются по наследству (стр. 76): «уже из этого ясно, что и склонность к убийству, грабежу и другим преступлениям против нашей условной нравственности могут быть передаваемы по наследству». Зайцев приводит генеалогическую таблицу одной семьи, все члены которой совершили какие-либо преступления. Он считает, что «это (наследование преступности) доказано наблюдениями».

Все это можно было бы считать не относящимися к делу ошибками в науке политического деятеля, но из своих взглядов Зайцев делает и дальнейшие выводы, относящиеся непосредственно к человеческим расам. В рецензии на книгу Катрфажа[188] «Единство рода человеческого» он пишет (стр. 230): «Хотя теория Дарвина противоречит полигенизму, когда он основывается на постоянстве вида, но нельзя отрицать того, что в настоящее время человеческие расы представляют столь же отличные виды, как, например, лошадь и осел». Он считает (стр. 231), что продукты скрещивания белой, черной и красной расы или бесплодны, или непрочны. «Союзы же мулатов между собой бесплодны, по крайней мере плодородие их такая же редкость, как плодородие мулов» (стр. 232). А отсюда прямехонький путь до самого настоящего расизма (стр. 232): «Опыт доказал, что американцы (конечно, туземцы – А. Л.) и океанийцы не могут требовать от белых даже жизни… Известно, что полинезийцы и американцы в общественном отношении характеризуются отсутствием всяких социальных способностей. Тогда как негры, монголы и кавказцы существуют обыкновенно в обществе, которое постоянно стремится расшириться и перейти в государство, туземцы Америки и Океании представляют отсутствие общественных элементов. Можно сказать, что они живут не обществами, а стадами».

‹…› А отсюда вытекает и практический вывод в отношении негров и других цветных рас (стр. 228): «Но из европейских ученых не найдется ни одного, который бы не считал цветные племена стоящими по самым условиям своего организма ниже белых». «Несомненно и признано всеми, что невольничество есть самый лучший исход, которого может желать цветной человек, придя в соприкосновение с белой расою, потому что он достается в удел только наиболее развитым и сильным расам; большая же часть их не может вовсе существовать рядом с кавказским племенем и вскоре совершенно вымирает. Ошибочно бы было винить в этом отношении европейцев».

Читаем и удивляемся, как могло нечто подобное быть напечатанным в журнале с прогрессивным направлением в 1864 году, уже в конце гражданской войны в Соединенных Штатах, закончившейся ликвидацией невольничества. С ними он разделывается очень просто (стр. 229): «Вообще как анатомия, так и наблюдение над психическими способностями земных рас Африки и Америки показывают такую громадную коренную разницу между краснокожими, эскимосами, полинезийцами, неграми, кафрами, готтентотами, с одной стороны, и белым человеком – с другой, что настаивать на братстве этих рас могут только чувствительные барыни, как г-жа Битчер-Стоу[189]».

‹…› Неудивительно, что такие дикие взгляды встретили решительный протест у лиц самых разнообразных направлений. Его сравнивали с Катковым, обвинили в бесчеловечности, в недостатке гуманности, причем этот упрек на него действовал особенно болезненно.

Зайцеву пришлось оправдываться. Упрек, что он неправильно сказал «признано всеми» (о невольничестве как лучшем исходе) он парирует таким возражением (стр. 235): «Но в таком случае нельзя равным образом позволить себе сказать, что всеми признано вращение земли вокруг солнца, потому что до сих пор существуют люди, полагающие, что земля стоит на трех китах».

Упрек в непоследовательности он отвергает тем, что допускает возможность самостоятельного существования негров, но не допускает равноправия при совместном существовании. Таким образом, Зайцев является решительным защитником сегрегации и окончательным выводом у него является следующее положение (стр. 441): «Равноправное общество может существовать только при том непременном условии, что между членами его не существовало коренной разницы, существующей между различными расами человечества».

Но если вековой гнет может привести к тому, что угнетенные люди образуют низшую расу, навсегда утратившую высшие способности, то, согласно мнению того же Зайцева, эту расу или надо обратить в рабство, или выселить за пределы существования высшей расы. Если человек, разделяющий мнение Зайцева, может считаться прогрессивным, то, право, я не знаю, кто же является реакционером. Рассуждения Зайцева во многом предвосхищают расистов XX века.

‹…› И не только по отношению к народам Африки и Америки у него ярко выраженный расизм. Даже о знаменитом своей культурой Китае Зайцев пишет (стр. 73): «Сравнивая китайца с европейцем, жителя древней Ассирии с новейшим англичанином, мы видим в них более различия, чем между волком и собакой, медведем и росомахой, окунем и карасем…» Эти сравнения помимо их возмутительности поражают и зоологическим невежеством: ведь волк и собака – два близких вида одного рода, медведь и росомаха – представители разных семейств, а окунь и карась – разных подотрядов.

Зайцев находит резкую разницу и в пределах образованного класса одной страны. На той же стр. 73 он пишет: «Но если мы посмотрим на разницу, являющуюся в их понятиях и убеждениях, то здесь она нас поразит именно потому, что не имеет характера индивидуальности, что мы ясно видим общество, разделенным на два лагеря, на две стороны, миросозерцания которых представляют собой до того резкие крайности, что если бы мы приняли его за существенный признак человеческой породы, то должны бы были разделить на два особые зоологические вида людей одного и того же класса одной и той же страны… обе стороны считают убеждения противника низкими, а себя – представителями истины. Видя это, мы тотчас же открываем и причину этого явления; мы можем указать, что именно служит границей между теми и другими убеждениями: граница эта время, возраст, потому что мы теоретически знаем, что, во-первых, от поколения к поколению мозг человеческий совершенствуется, во-вторых, что лета подавляют его деятельность, в-третьих, что воспитание и общество, среди которых прошел период развития людей, влияет на их образ мыслей».

Ясно, что Зайцев считает своих противников, так сказать, идеологически низшей расой. Согласно своим общим воззрениям, он пишет (стр. 62): «В старости мозг человека делается меньше и теряет значительный процент главного источника мысли – жира». (Очевидно, Зайцев имеет в виду липоиды – «фосфорные жиры».)

Общий вывод: твердо уверовав в окончательную истинность вульгарного материализма, Зайцев благодаря своему потрясающему невежеству и самоуверенности довел его до совершеннейшего абсурда и пришел к