Книга Ориентирование - К. М. Станич

на спине, моя голова покоится на его руке.

— Я не могу дождаться, когда женюсь на тебе, — говорит он мне, и его голос такой мягкий и ласковый, какого я никогда не слышала. — А теперь иди спать, чтобы я мог убрать этот беспорядок.

Я уверена, что он имеет в виду то, что говорит, но я не могу оставить его здесь делать это в одиночку.

— Ещё пять минут… — бормочу я.

Но потом мы оба засыпаем и просыпаемся с восходом солнца… и Арчибальдом Карсоном, его криком ужаса и отвращения, эхом, разносящимся по всем трём этажам нашего идеального сказочного дома.

— Мои глаза навсегда пострадали от того, на что я наткнулся.

Арчи начал выходной день с лица цветом телепузика Тинки-Винки, и с тех пор таким оно и осталось. Бьюсь об заклад, биологи с удовольствием изучили бы его кожу; она окрашивается в цвета, которые ещё не были идентифицированы в обычном световом спектре.

— Мои извинения, сэр.

Хотя в голосе Рейнджера не слышится особого сожаления. О нет. Я имею в виду, что мой отец, который застал нас покрытыми глазурью и спящими голыми на кухонном полу, будет вечно преследовать меня в воспоминаниях, так что мне немного жаль из-за этого, но Рейнджер не стыдится.

Папа усмехается, усаживаясь за длинный стол для завтрака у входа в ресторан. Мы забронировали столик на это утро. Нам пришлось это сделать: нас здесь будет шестнадцать человек, чтобы поесть.

Мы сидим снаружи, в каменном патио с видом на горы, прохладное утро разбито ярким солнечным светом, который затеняет нас массивными зонтиками. Я сажусь во главе стола рядом с Черчем, мой папа слева от меня, остальные парни рассаживаются веером по обе стороны.

Мы ждём семью Черча, а также мою маму с её плюс один. Все остальные прилетят немного позже на репетицию в церкви, а затем на ужин у нас дома. Я в ужасе представляю, что произойдёт, когда другие семьи узнают об обручение.

Я только надеюсь, что никто не устроит сцену.

Монтегю появляются вскоре после того, как мы получаем напитки, и мы с Черчем поднимаемся на ноги.

— Мой малыш! — Элизабет визжит, на голове у неё большая белая шляпа с обвисшими полями. Она выглядит так, словно её место здесь, в этом шикарном горном городке, её хлопчатобумажное платье развевается на ветру, когда она бросается вперёд и заключает Черча в объятия. Она покрывает поцелуями с яркой помадой обе его щеки, прежде чем повернуться ко мне. — Моя будущая невестка, — она прижимает меня к своей груди и обнимает так, что у меня перехватывает дыхание.

Папа тоже поднялся на ноги, кашляя, чтобы прочистить горло. Он одаривает Дэвида Монтегю одним из этих странных мужских кивков, прежде чем протянуть руку для рукопожатия.

— О, не делай глупостей, — со смехом говорит Дэвид, обходя стол, чтобы заключить моего папу в объятия. Багровый румянец на его лице не становится лучше; он свирепо смотрит на меня через плечо Дэвида. — Теперь мы все одна семья. Мальчики!

Дэвид и Элизабет по очереди обнимают каждого из моих парней, прежде чем орда сестёр Черч появится из-за угла. У них у всех сумки с покупками, все разодеты в пух и прах. Они набрасываются на младшего брата, душат его до смерти, прежде чем переключить внимание на меня.

— Черчи такой счастливчик, — говорит Жизель, младшая сестра Черча, держа меня на расстоянии вытянутой руки и изучая. Сегодня я принарядилась, отбросила образ Чака Микропениса в пользу того, что я считаю своим костюмом Шарлотты Карсон-Монтегю. Я выгляжу чертовски сексуальной, утончённой и как будто действительно могу принадлежать кому-то такому потрясающему, как Черч.

— Это мне повезло, — говорю я, и все его сестры замолкают, прежде чем разразиться смехом.

— Девочки, садитесь, садитесь, — Элизабет усаживает их на места, а затем занимает место Рейнджера справа от Черча. Рейнджер лишь закатывает глаза, но не может сдержать улыбку, которая появляется на его губах. Прошлой ночью, когда до меня дошло, что мы — это всё, что на самом деле есть у Рейнджера, это заставило меня осознать, как нам всем чертовски повезло. Мы не только вступаем в нашу собственную большую, счастливую семью, но и у нас есть люди. Люди Черча, мои люди.

Я собираюсь сесть обратно, когда замечаю, что моя мама и Йен Дэйв входят из задних дверей ресторана.

— Шарлотта! — кричит она, восторженно махая рукой и направляясь к нам. Папа встаёт и предлагает свой стул, одаривая Мику взглядом, который ясно говорит: подвинься, сынок.

Что Мика и делает, отодвигаясь в самый конец, чтобы уступить маминому кавалеру освободившееся место.

— Ты сделала это.

Я с трудом могу признаться, как рада видеть её здесь. Большую часть моей жизни моя мама была ненадёжной, постоянным источником стресса и разочарований для меня. Я рада видеть, что она выглядит такой сияющей, лучше, чем за последние годы. Мистер Дэйв неловко стоит прямо за ней, сцепив руки перед собой.

В прошлом моя мама встречалась с несколькими серьёзными подонками. Но этот парень? У него не только постоянная (и, по общему признанию, довольно крутая) работа в оперативной группе ФБР, которая занимается культами, но он также подстрелил Селену, когда она была так близка к тому, чтобы перерезать мне горло. По-моему, с этим парнем всё в порядке.

— Я сделала это, — соглашается она, позволяя папе пододвинуть её стул. Он неохотно отодвигается, чтобы Йен сел рядом с ней, но наш бывший переодетый библиотекарь только качает головой.

— Вы — родители. Сядьте вместе, пожалуйста, — Йен садится на один из стульев в дальнем конце, рядом с одной из сестёр Черча. Он кажется немного менее хмурым и ворчливым, чем был, когда работал библиотекарем; я была убеждена, что он был одним из моих преследователей. Никогда не суди о книге по обложке, а? Если только на нём не изображены два чувака, один из которых держит другого за подбородок, пока они смотрят друг другу в глаза. Посудите сами: это любовь парней, и она обещает быть жаркой. Я бросаю взгляд на Тобиаса через весь стол, и он приподнимает бровь, глядя на меня.

— Разве это не чудесно? — спрашивает Элизабет, глядя мимо моих родителей на открывающийся за ними вид. Это великолепно, я признаю, и я не самый большой любитель пейзажей или чего-то ещё. Вершины, долины, леса, далёкое мерцание кампуса Борнстеда вдалеке.

Спенсер, сосущий соломинку и строящий мне глазки, пока папа не смотрит.

— Я так счастлива быть здесь, — говорит мама, улыбаясь мне и протягивая руку, чтобы взять меня за руку. Она