Книга Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, сударь.
— Благодарю. Этого достаточно, — сказал Анри.
Пистолеты были вручены противникам.
Они разошлись по своим местам.
Блэк последовал за шевалье и прижался к нему; шевалье мог чувствовать его тепло: он поблагодарил его признательным взглядом.
— Сударь, — обратился к нему Лувиль, — отошлите вашу собаку.
— Моя собака меня не покинет, сударь. — ответил шевалье.
— А если ее убьют?
— То она не впервые Судет рисковать жизнью из-за своей чрезмерной преданности; вам ведь это хорошо известно, господин Лувиль.
И обращаясь к Шалье, который давал ему последние наставления, он совсем тихо сказал ему:
— Ах! вы не знаете, какое странное действие на меня оказывает необходимость выстрелить в человека; мне кажется, что я никогда не смогу на это решиться.
Действительно, в лице у шевалье не было ни кровинки, пистолет дрожал у него в руке, а его мертвенно-бледные губы конвульсивно подрагивали; время от времени он вскидывал голову и поводил плечами, как бы пытаясь избавиться от волнения, которое охватывало его против воли.
— Сударь, — сказал второй секундант Гратьена, подойдя к шевалье и пожав ему руку, — вы настоящий храбрец и вы гораздо больше достойны этого определения, чем кто-либо другой, окажись он на вашем месте.
Секунданты уже удалились, когда Гратьен, который вот уже в течение нескольких минут, казалось, был охвачен сильным волнением, сделал знак своему брату, что хочет с ним говорить.
Анри подбежал к молодому офицеру.
Тот отвел его в сторону и сказал ему на ухо несколько слов.
Анри казался глубоко взволнованным тем, что ему говорил брат.
И когда тот закончил говорить, он обнял его, прижал к сердцу и несколько раз поцеловал.
Затем, оставив брата, он сел на землю справа от шевалье, повернувшись спиной к обоим противникам и обхватив голову обеими руками.
Лувиль спросил, готовы ли противники.
— Да, — ответили те одновременно.
— Внимание! — сказал Лувиль и стал считать: — Раз… Два… Три…!
Следуя совету господина Шалье, шевалье де ля Гравери при счете три быстро устремился вперед.
И в тот момент, когда шевалье шел ему навстречу, Гратьен выстрелил.
Пуля, выпущенная молодым человеком, пробила лишь воротник сюртука шевалье де ля Гравери, даже не оцарапав ему кожи.
Анри живо обернулся; он увидел обоих противников, стоящими на ногах, дуло пистолета Гратьена дымилось.
Анри вздохнул и отвел глаза.
Шевалье, совершенно ошеломленный и оглушенный, продолжал неподвижно стоять на месте.
— Стреляйте же, сударь! Что вы ждете?! Стреляйте! — закричали секунданты.
По всей видимости, не отдавая себе никакого отчета в том, к чему это может привести, шевалье поднял руку с пистолетом, плетью висевшую вдоль его бедра, вытянул ее и, не целясь, выстрелил.
— Господи, твоя воля! — воскликнул он.
Гратьен, не двигаясь с места, медленно поворачиваясь, стал оседать и упал лицом на землю.
Анри повернулся и увидел брата распростертым на траве.
Он вскрикнул, а затем тихо промолвил:
— Это действительно суд Божий!
Все подбежали к нему.
Анри приподнял раненого и удерживал его у себя на руках.
Шевалье, буквально раздавленный случившимся, рыдал и просил у Бога прощения за совершенное им убийство.
Рана была из числа самых серьезных.
Пуля пробила грудь справа, чуть ниже шестого ребра, и, должно быть, застряла в легком.
Кровь едва сочилась; видимо, произошло большое внутреннее кровоизлияние.
Раненый задыхался.
Господин Шалье вытащил из кармана ланцет и пустил ему кровь; за время своих длительных путешествий он освоил эту операцию, так необходимую во множестве случаев.
Раненый почувствовал облегчение, и дыхание его стало свободнее.
Тем не менее кровавая пена показалась у него на губах.
На скорую руку соорудив носилки, они перенесли раненого в лодку.
В это время Анри, мертвенно-бледный, но сдерживающий свое волнение, приблизился к шевалье.
— Сударь, — сказал он, — перед началом поединка, от которого он, повинуясь предрассудку, не пожелал отказаться, о чем я горько сожалею, мой брат поручил мне, каким бы ни был исход этой дуэли, просить вас дать разрешение на его брак с мадемуазель Терезой де ля Гравери, вашей дочерью.
Услышав эти слова, шевалье бросился в объятия молодого человека и, изнемогая от волнения, лишился чувств.
Когда он пришел в себя, Анри, секунданты раненого и сам раненый были уже далеко; шевалье остался в обществе господина Шалье, похлопывающего его по рукам, и Блэка, лизавшего ему лицо.
Когда господин де ля Гравери вернулся в гостиницу «Лондон», ему сообщили, что Тереза уже приехала и ждет шевалье в его комнате.
Волнение шевалье было так велико, что ему не достало мужества рассказать девушке о событиях, столь круто изменивших ее жизнь.
Он поведал господину Шалье все, что необходимо было ей сказать, и втолкнул его в комнату, а сам остался ждать за дверью.
Тереза была сильно удивлена, увидев, как в комнату вместо господина де ля Гравери вошел неизвестный ей человек, но Шалье поторопился ее успокоить; к тому же, Блэк, учуявший свою юную хозяйку, последовал за негоциантом и теперь всячески ласкался к Терезе.
Но лишь только последняя узнала об опасности, которой ради нее подвергался господин де ля Гравери, она в страшном волнении вскричала:
— О! мой отец! мой милый добрый отец! где же вы?
Шевалье не мог устоять перед этим призывом.
Открыв дверь, он бросился в объятия своей дочери и, покрывая ее лоб поцелуями, прижал Терезу к своей груди.
— Черт возьми! — воскликнул он, освободившись из ее объятий, — вот она плата за все то, что я сделал для тебя, дитя мое. О! что за счастье увидеться и обняться вновь, после того, как мы были буквально на волосок от того, чтобы навсегда потерять друг друга! Нет, черт побери! ничто на свете не может сравниться с этим счастьем.
Затем, внезапно остановившись, как бы испугавшись самого себя, шевалье добавил:
— Бог мой! Похоже мне уже пора стать прежним де ля Гравери: вот уже два дня я ругаюсь, как какой-нибудь безбожник или нечестивец; со мной никогда такого не было, даже, когда я был страшно сердит на Марианну. Проклятье! Добрая канонисса меня и не узнала бы сейчас!
