Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин

и входящие в состав фронта армии.

Начсанарм 8-й армии, военврач первого ранга Николай Васильевич Скляров часто и сам, и через своих помощников инспектировал медицинские службы и сурово взыскивал с нерадивых или неумелых работников. Поскольку 24-й медсанбат теперь подчинялся ему, он решил проверить его лично, поэтому 10 февраля 1942 года начсанарм Скляров в сопровождении армейского хирурга, военврача первого ранга Брюлина и армейского терапевта, военврача второго ранга, профессора Берлинга совершенно неожиданно появился на территории медсанбата. Обойдя и тщательно осмотрев все помещения и подразделения батальона, а также выслушав своих помощников, проверявших постановку лечебной работы и отозвавшихся о ней положительно, начсанарм остался доволен.

Во время ужина, приготовленного в помещении, где жили командир, комиссар и Алёшкин, в товарищеской беседе Скляров, похвалив их, заметил, обращаясь к Брюлину и Берлингу:

— Вот видите, как можно работать! А что мы видели в 26-м полковом полевом госпитале? Грязь, голодных людей, десятки необработанных раненых, каких-то разболтанных, не знающих, что они должны делать, врачей. Нет, начальника 26-го госпиталя надо снимать, и мне кажется, его вполне мог бы заменить, например, товарищ Перов, ему в медсанбате уже тесновато. А товарищ Алёшкин мог бы остаться здесь вместо него.

Оба названных покраснели от удовольствия, им льстила и похвала, и возможность продвинуться по службе. Особенно был доволен Виктор Иванович, ему очень хотелось стать начальником госпиталя. Как-никак, а положение госпиталя по своей безопасности с медсанбатовским, конечно, сравнить было нельзя. Хотя это и имело для Перова известное значение, главное заключалось в том, что начальник госпиталя — это начальник самостоятельной армейской части, подчинённой только начсанарму.

А Скляров, между тем, продолжал свою речь:

— Ну, это всё в будущем, а сейчас давайте поговорим о настоящем. Вот что, друзья, устроились вы неплохо, но всё-таки всего не учли. Госпиталей в нашей армии мало: часть их мы ещё не вывезли из-под Ленинграда, а тем, которые уже переправляются, необходимо определённое время для развёртывания и приведения в порядок людей и материальных ресурсов, ведь не каждому так подфартит, как вам. Бараков в этом районе почти не осталось, возить раненых во фронтовые госпитали для хирургической помощи далеко и опасно, поэтому мой вам совет и приказ: обрабатывайте всех раненых у себя, делайте все неотложные операции, эвакуируйте только тех, которым будет нужна помощь особых специалистов, а остальных после операций выдерживайте у себя, сколько нужно. Ваши врачи, по мнению моих помощников, — он кивнул на Брюлина и Берлинга, — с этим делом вполне справятся.

— Но для этого придётся намного увеличить емкость батальона! — воскликнул Алёшкин.

— Правильно, вот этим вы и займитесь! Разверните добавочные палатки, подумайте о том, как лучше использовать деревянные помещения. Учтите, что, наверно, до лета вам здесь придётся продержаться. Строже следите за воздухом, лучше маскируйтесь, чтобы вас не разбомбили. Я, между прочим, и так удивлён, почему фашистские лётчики не обнаружили этот посёлок.

— Мы следим за светомаскировкой, да и днём стараемся по возможности не демаскировать себя, — ответил Перов.

— Нет, дело тут в другом, — вмешался армейский хирург Брюлин. — Когда мы ехали сюда, я внимательно изучал карту-пятикилометровку, и на ней, как видите, этого посёлка № 12 нет. Очевидно, да так оно есть и на самом деле, его начали строить перед самой войной, и наши топографы не успели его нанести на карты. Тем более, конечно, не успели этого сделать и фашисты. Во время своего движения по этой местности осенью, по слякоти, они миновали посёлок, он лежит в центре торфяных болот, в стороне от крупных проезжих дорог, и поэтому немцы не исправили свои карты. А лётчики немецкие — такие же формалисты, как и другие их вояки, цели им указывают по картам. Нет на карте — значит, и бомбить нечего. Лучше разбомбить лишний квартал леса, чем эту голую поляну, ведь русские всегда в лесах прячутся, — возможно, так рассуждают фашистские асы. Вот и бомбят лесистые болота вокруг вас, — закончил Брюлин со смехом.

— Но вы, однако, на глупость немецкую не очень надейтесь, не такие уж они дураки, — заявил начсанарм. — «Рама»-то их летает, фотографирует, и если на фотографиях они обнаружат что-нибудь мало-мальски подозрительное, они вам покажут кузькину мать.

После этого собравшиеся обсудили ещё несколько вопросов, связанных с новым, более расширенным заданием, ставящимся перед медсанбатом. Начсанарм пожалел, что не смог поймать начсандива Емельянова, и попросил направить его в ближайшие же дни к нему. Обещал немедленно прислать нового начальника медснабжения вместо Пальченко, обеспечить медсанбат медикаментами и перевязкой, добавить две палатки ДПМ, которые Перов, пользуясь случаем, выпросил. И, наконец, дал письменное разрешение забрать 50 носилок из полевого госпиталя № 26.

Виктор Иванович пожаловался, что все носилки, отправленные в последнее время с ранеными, как в эвакоприемник, так и в полевые госпитали, обратно не возвращались, не обменивались, медсанбату остался только ворох ничего не стоящих расписок на них. Скляров предложил сейчас же послать кого-нибудь в госпиталь и немедленно привезти носилки. Брюлин посоветовал откомандировать кого-нибудь понапористей и потолковей:

— Хозначальник в 26-м госпитале такой жмот, что вырвать что-нибудь, попавшее к нему, очень непросто, — заметил армейский хирург.

Далее он сказал, что в ближайшее время они с товарищем Берлингом заедут в батальон снова, побудут подольше — денька три-четыре, понаблюдают за тем, как врачи батальона справляются со своими новыми расширенными обязанностями и, если будет надо, то кое в чём и помогут. Вскоре высокое начальство отбыло восвояси.

Перов и Подгурский решили, что выколачивание носилок нужно поручить Алёшкину:

— Не Бегинсона же посылать, он и сам-то оттуда не выберется! — сказал Виктор Иванович.

Бегинсону уже сопутствовала слава, впрочем, не без «доброй» помощи Сангородского, что он человек рассеянный, неловкий, неумелый, чрезвычайно медлительный, хотя и неплохой хирург. Одной из причин, послужившей поводом к скрытой войне между докторами Бегинсоном и Сангородским, послужила их привязанность к Зинаиде Николаевне Прокофьевой. Оба они относились к ней с большой симпатией, но если Лев Давыдович умел это прикрывать иронически насмешливо-ласковым обращением с ней, то более простой и примитивный Бегинсон проявлял себя всё более нежным и страстным поклонником. Иногда в своих поступках и действиях он показывал настолько откровенное восхищение и преклонение перед Зинаидой Прокофьевной, что вызывал едкие насмешки Сангородского, а иногда и самой его дамы сердца. Впрочем, последней, видимо, такое преклонение льстило, потому что она, умело лавируя и удерживая на почтительном расстоянии обоих своих «великовозрастных младенцев», как Прокофьева их называла, сохраняла с ними самые тёплые, дружеские отношения.

Дружила она и с Борисом Алёшкиным. Обгоняя его по возрасту, она держала себя с ним, как старшая сестра. Он относился к