Книга Изгой Великий - Сергей Трофимович Алексеев

вода спадёт, несносно! Разослав гонцов во все концы, Александр собрал речные суда, рубил дерева и вязал плоты, воины набивали сухой травой кожаные мешки, однако переправить все полки единым духом, с оружием, лошадьми, припасом было невозможно: даже с малыми отрядами лучников Пор успевал бы истреблять всех, кто приблизится к берегу на полёт стрелы, ну а копейщики бы довершили дело с теми, кто на него ступит. К тому же бурный приток Инда добрую треть пловцов поглотил бы сам, выставив на путях бесчисленные подводные камни, на которых всякое судно или плот опрокидывало и разбивало бы в щепки.

Сама земля, стихия её естества хранили индов от нашествий, как и красная пустыня окрест Синего моря! И власть властелина Востока здесь обрывалась, как нить у неумелой пряхи. Только тут приоткрылась суть, отчего персидские цари и их воитель дерзкий Дарий, покорив многие народы Востока, не пошли за Инд и даже не помышляли идти на раджей. А все они знали о бесчисленных сокровищах их необъятной страны!

Река казалась непреодолимой даже для македонцев, у которых любимым праздником был день Купалы. Водная стихия разделяла два мира, как разделяет воздушная стихия земную твердь и хлябь небесную, человека и звёзды. И таким же манящим, притягательным был тот, иной, берег!

Как и на переправе через Геллеспонт, царь Македонии встал перед Гидаспом и ждал знака богов, ибо без их высочайшей воли не одолеть преграды.

И знак сей был ему явлён!

Раджа Пор, позрев на македонцев, отвёл свои полки на сорок стадий вглубь и там стал строить боевые порядки. Мало того, убрал дозоры так, словно приглашал к нескорой и безопасной переправе! Наученный коварными ловушками персов, царь ещё несколько дней стоял, засылая лазутчиков, но супротивник проявлял неслыханное благородство или крайнюю беспечность. Тогда Александр и отважился пойти на противоположный берег, решив, что слава непобедимости его полков очаровала индов, как пустынный удав чарует свою добычу.

И следовало перемахнуть бурный Гидасп, покуда чары цепенят супостата!

Из первых пущенных дюжины лодок и плотов достигли берега лишь две – все остальные канули в пучину безумных весенних полых вод вкупе с гребцами и лошадьми. Тогда со всего войска и обоза собрали канаты, верёвки, путы, связали их и натянули через реку, дабы можно было по одному добираться вплавь, удерживаясь за хлипкие нити. Переправлялись так день и ночь, перетекая тонкой, трепещущей на волнах струйкой через бурный поток. Хлебая воду в мутных волнах и покрываясь пеной, македонцы плыли и с недоумением взирали на слоновью самоуверенность врага, словно ему не было равных! В любой момент раджа мог бы прервать переправу, а тех, кто перетёк с великим трудом и переплавил коня, сбросить назад, в Гидасп, но этого не делал и тем ввергал в заблуждение даже царя!

Едва одолев реку, гетайры в тот час поскакали искать супостата. Александр так гнал Буцефала, что тот покрылся пеной, задышал надрывно, занемог и, качаясь, двинулся шагом. И следовало бы подменить его, но все подводные кони остались на том берегу, и, когда обнаружили боевые порядки индов, верный жеребец вдруг вскинул голову, заржал, потом захрапел и завалился на бок, чуть не придавив седока.

Когда царь соскочил с седла, конь ещё дышал, но глаза закатились, а в следующий миг вместе с откинутым хвостом откинулась и конская душа.

Смерть Буцефала он и посчитал за знак…

Путь на Восток был навсегда закрыт.

А инды изготовились к битве: в середине, на сколько хватал глаз, – слоны со всадниками, за ними – пешие, а по флангам – конницы и колесницы. Пор мог начать сражение, пока македонцы, отвыкшие от ратного искусства, сбивали фаланги и размещали гетайров; он мог воспользоваться замешательством супостата, неизбывным горем властелина Востока и напасть, хотя бы выдвинуть вперёд лучников, которые бы жалили назойливо, как кровососущие твари.

Но они стояли, замерев, и ждали!

Когда наконец-то полководцы выставили строй, ощерясь сариссами, на поле перед ратями выехал сам Пор. Признать его было легко, ибо великого роста владыка Инда и на слоне сидел, ровно на коне верхом.

– Где ваш царь, македонцы? – спросил он. – Пусть выедет на середину поля!

– Наш царь в печали! – ответили ему.

Раджа удивился:

– Что могло ввергнуть в печаль властелина Востока?

– У него конь пропал, – сказали македонцы. – Любимый конь Буцефал.

Пор безбоязненно подъехал к супостату, и строй расступился, давая путь к тому месту, где над павшей лошадью стоял Александр. Тут раджа спешился и встал с ним рядом.

– Я мыслил бросить жребий, – промолвил он. – Если выпадет удача, сойтись с тобой в поединке. И биться, пока кто кого не выбьет из седла.

– Меня выбил рок, – признался царь Македонии. – Я ныне побеждён…

– Это боги разрешили исход нашей битвы, – мудро рассудил раджа. – Чтобы мы не проливали крови. Мне известно, ты ныне искал не святыни, а добычи своим воинам. И коль сумел переправиться через Инд и прийти в наш мир, ты победил в сражении. Пусть каждый твой ратник возьмёт себе столько золота и серебра, сколько унесёт.

Властелин Востока озрел своё войско:

– Ты слишком щедр, раджа. Мои ратники по недомыслию лишились всего, что добыли за весь поход, и потому весьма алчны.

– Инд не отпустит и поглотит всех алчных, – заверил Пор. – И оба мы ничего не потеряем. Зато ещё две тысячи лет сюда не придёт никто из стран, где западает солнце.

Пока властелин Востока оплакивал и хоронил коня, македонцы брали то ли дары, то ли дань, то ли добычу: всё было непривычно и чудно за рекою Индом. Перед боевым строем, на бранном поле, велением раджи было насыпано две горы – серебра и золота. И каждый македонец мог подойти и взять, сколь сможет унести. Воины Александра гребли сокровища руками, набивали их в сумы, кошели, колчаны и карманы, а алчные так клали в рот, зажимали в кулаках и в тот же час бежали к переправе. Так на ристалище, где не пролилось и капли крови, не осталось ни одной монеты.

Однако на берегу Гидаспа, соизмерив тяжесть ноши и грозность потока, лишнее отсыпали. А кто не в силах был соизмерить эти две стихии, того поглотили волны.

И скоро у переправы вновь выросли две горы сокровищ – лишь малую толику можно было перенести через стихию, разделяющую два мира.

А то и вовсе одну лишь жизнь.

Зато потом было сказано много слов и сказов об Индии, о том, что видел и сколько серебра и злата подержал в руках…

Послесловие