Книга Скорая развязка - Иван Иванович Акулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так и уехал Захар, незлобиво ругая себя и все, что ни попадалось на глаза. Он снова своей руганью прикрывал тайную надежду на улов, а в глубине души был совершенно уверен, что рыбалка выйдет удачной: и ночь стояла теплая, парная, и ветерком веяло на изломе ночи, и чавканье, чмоканье отчетливо слышал он в камышах, да и вода была какая-то особенная, мутная немутная, но явно потревоженная ошалевшим нерестящимся карасем.
Павел слышал, как Захар отчалил от берега, как зашуршала осока о борта его лодки, как мягко ударилось весло о мокрое дерево. Потом наступила тишина. Павел плотнее завернулся в телогрейку, но тут же понял, что сон больше не придет. В голове все яснее и настойчивее бились мысли о том, что Наденька тоже не спит. Он вспомнил ее грустные глаза, и прежнее чувство вины перед нею вернулось.
Он не таясь подошел к кострищу, где на старой сухой осоке, завернувшись в отцовский дождевик, спала Наденька, и опустился на колени:
— Наденька. Холодно тебе, а?
— Немножко вот…
Над озером занималась заря. В крепи, вдоль по берегу, вскрикивали утки, и сухая осока у кострища шумела на тихом ветру.
МЕДВЕЖИЙ УГОЛ
Пьеса
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
В е д у н о в И в а н П а в л о в и ч — председатель сельского Совета.
В е р а И г н а т ь е в н а — его жена.
Г а л я — сестра Веры, студентка.
М и т я е в С т е п а н Д м и т р и е в и ч — учитель.
П ы л а е в Р о м а н Р о м а н о в и ч — начальник геологической партии.
З я б л и к-К а з а н с к и й К и м К и е в и ч.
П у г о в и ц ы н К о л я — шофер.
К о м о в И г н а т И в а н о в и ч — бухгалтер.
Л ю б а — секретарь Пылаева.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а.
П а л к и н Н и к о л а й П р о х о р о в и ч — инженер.
К у з я к и н М а к с и м П е т р о в и ч — колхозник.
Р а б о ч и е.
Г о с т и.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Двор дома Ведуновых. За ним — лесное раздолье, которое уходит к горизонту. Вдали, в синем мареве таежного простора, угадывается большая река. Надо всем высокое небо.
Солнечно. По-сибирски тихо.
За столом В е д у н о в. В е р а обувается, сидя на крыльце.
В е д у н о в. Вера, ты замечаешь, нынче очень рано отцвел горицвет. На дворе еще что — начало июня, а горицвету полагается цвести… Верочка, цвести или цвесть?
В е р а. По Далю, можно так и так. Но цвесть — некрасиво. Какое-то комолое, обкусанное слово. Цвесть — плохо.
В е д у н о в. А у Маяковского? «Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть»?
В е р а. Маяковский делал стихи, и ему понадобилось такое слово.
В е д у н о в. Да, да. «Как делать стихи». Но странно звучит: делать.
В е р а. Одни рождаются поэтами, другие делаются ими, так же как становятся председателями.
В е д у н о в. Э, нет, Верочка, хорошим председателем тоже надо родиться.
В е р а. Конечно, иначе откуда же им взяться, председателям. А ты все пишешь?
В е д у н о в (читает написанное). «Горицвет в народе называют кукушкиным цветом. Растет он по лугам, на окраинах болот, на полянах. Цвет у него ярко-малиновый и праздничный. Сейчас, куда бы вы ни пошли…»
В е р а. И в душе ангелочки машут своими крылышками.
В е д у н о в. Верочка, ну какой же смех.
В е р а. Извини, Ваня, но больно уж сахарно. По-мужски бы как-то, покрепче, а ты… и елань-то у тебя не елань, а елашка. А полянка — так уж непременно тихая.
В е д у н о в. По-иному не умею.
В е р а. Ах, какой ты у меня… Право, доморощенный лирик. Да, Ваня, они что, в самом деле у нас расквартируются, геологи-то?
В е д у н о в. Да вроде бы. Буровые станут закладывать за Иленькой, а штаб — видимо, здесь, у нас в селе. По крайней мере, так говорил Пылаев. Начальник партии.
В е р а. Пылаев? Пылаев. Он что, молодой, этот Пылаев? Рослый такой?
В е д у н о в. Да наших лет. А рост не мерил. Но не сказать, чтобы уж рослый. Словом, пока ничего не знаю.
В е р а. Право, какой ты, ничего не знаешь, хотя по долгу председателя сельского Совета должен бы все знать.
В е д у н о в. Что же я…
В е р а. Нет, ты погоди, Ваня. Жесты у него такие широкие, решительные? Такой, да?
В е д у н о в. Пожалуй что. Судить по всему, волевой, крепкой руки человек. Ну что говорить. Шельгутанское месторождение нефти он ведь открыл. Говорят, несметные запасы. А про наше помалкивает: видать, трудный орешек — леса, болота, бездорожье. Ведь и в самом деле, какую надо иметь силу, чтобы пройти через наши топи. Недаром о них песни-то сочиняют: только и слышно, геологи да геологи. Но до зимы, судить надо, им тут делать нечего. Уж вот по мерзлоте — тогда пойдут.
В е р а. Геологи. Одно слово. Тоже грешным делом переболела этим поветрием: все бредила ходить по лесам, по горам. Все собиралась тонуть или замерзать в тайге, чтобы меня потом спасали… (Тихо.) Пылаев. Пылаев… А я, Ваня, знала одного с такой фамилией. И тоже геолог. Не он ли уж? А? Право, походит.
Из дому выходит Д а р ь я С о ф р о н о в н а.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Ваня, Максим там под окошком.
В е д у н о в. Кузякин, что ли, мамаша?
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Да кто больше-то. Он. Поговорил бы с ним.
В е д у н о в. Пусть завтра приходит в Совет. Сегодня воскресенье. Скажи ему, нету-де дома.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Да как же я скажу?
В е д у н о в. Пусть завтра в Совет, сказал же.
Дарья Софроновна уходит.
В конторе с такими легче говорить. Ты пошла, Вера?
В е р а. Давно пора. Завхоз небось все жданки съел. Как вспомню: опять эти дрова. Будь они… Как они мне надоели! Вот без малого неделю прожила в делянке и еще хоть живи. В лесного превращусь. (Смеется.)
В е д у н о в (отдает письмо). Брось, пожалуйста, в ящик. Наперед знаю, не напечатают, а может, попадет мое письмецо на толкового работника, и поймет он меня, что всякую травинку надо беречь.
В е р а. Большой газете, Ваня, не до травинок. Хотя как судить. Травинка к травинке — клок сена.
В е д у н о в. Хоть и так. Плохо ли.
Вера уходит.
Куда это клей запропастился? Мама. Мамаша. Где банка с клеем? Все утро ищу.
Дарья Софроновна отзывается из дома: «Где же ей быть? Прибрала в печурку, там и стоит. Сами же вы никогда не кладете на место». Выходит из дому, отдает клей и хочет уйти, но на пороге задерживается.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Максим-то, Ваня, кручинится. Не доводил бы, говорит, Иван Павлович дело до суда. И на самом деле, что
