Книга Роботы зари [= Роботы утренней зари ] - Айзек Азимов

Бейли подумал: «Космониты – просто люди. Именно это сказала бы Джесси в такой ситуации. А если бы Глэдию сейчас обнимал Гремионис, он бы сказал именно то, что сказал бы я – знай я, что сказать!»

Но он сказал:

– Это не совсем так, Я уверен, что доктор Фастольф принимает близко к сердцу гибель Джендера.

– Да нет же! Не по-настоящему, Он только хочет взять верх в Законодательном собрании, а этот Амадиро хочет того же, и они оба пожертвовали бы Джендером, лишь бы добиться своего!

– Обещаю вам, Глэдия, Джендером я не пожертвую, что бы мне за это ни предлагали.

– Да? А если вам пообещают, что вы сможете вернуться на Землю без ущерба для своей карьеры и против вашего мира никаких санкций предпринято не будет, при условии, что вы забудете про Джендера, как вы поступите?

– Какой смысл сочинять гипотетические альтернативы, когда заведомо ничего подобного произойти не может? Меня не станут прельщать, чтобы я забыл про Джендера. Их цель – отправить меня назад с пустыми руками, предрешая и мою гибель, и гибель моего мира. Но если они не воспрепятствуют мне, я доберусь до человека, уничтожившего Джендера, и добьюсь, чтобы он понес заслуженное наказание.

– Что значит «если»? Не допустите, чтобы они вам воспрепятствовали!

Бейли горько улыбнулся.

– По-вашему, аврорианцы с вами не считаются, потому что вы с Солярии, так подумайте, как они третировали бы вас, будь вы с Земли! – Он крепче ее обнял, – Но я попытаюсь, Глэдия. Не хочу пробуждать напрасные надежды, но кое-что в запасе у меня есть. Я попытаюсь…

Он почти забыл, что он с Земли, хотя только что сам это сказал.

– Вы говорите, что попытаетесь, но как? – Она чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Ну, я могу… – Бейли растерянно умолк.

– Найти убийцу?

– И вообще… Глэдия, простите, мне нужно сесть. Он попятился к столу и оперся о него.

– Что с вами, Элайдж?

– У меня был тяжелый день, и я еще не собрался с силами.

– Так вам лучше поскорее лечь!

– Честно говоря, Глэдия, я этого и хочу.

Она разжала руки, лицо у нее стало тревожно-сочувственным, и слезы были забыты. Она подняла руку, слегка махнула, и Бейли тотчас (так ему по крайней мере показалось) окружили роботы.

А когда он уже лежал в постели и последний робот ушел, Бейли уставился в темноту. Он не знал, идет ли еще во Вне дождь, вспыхивают ли еще редкие усталые молнии, но грома он больше не слышал.

Бейли глубоко вздохнул и подумал: «Что я обещал Глэдии? Что произойдет завтра?»

Финал драмы… Полная неудача?

И погружаясь в дремоту, Бейли думал об озарении, внезапно осеняющем на границе между сном и явью.

69

С ним это случалось уже дважды. Накануне ночью, когда он вот так же почти засыпал, и в этот вечер, когда он терял сознание, лежа в грезу под деревом. Оба раза его осеняло, что-то освещало загадку, как молния, рассеивающая на миг ночную тьму.

Но озарение исчезало с быстротой той же молнии.

Что, что это было? И сумеет ли он вспомнить?

На этот раз он приготовился удержать в уме ускользающую истину. Или ускользающую иллюзию? Вдруг в затмении сознания какой-то вздор представлялся истиной, проанализировать которую логически мозг в такую минуту не мог?

Поиски неуловимого нечто, однако, оказались бесплодными: призывать его было столь же бессмысленно, как звать единорога в мире, где единороги не водятся.

Проще было думать о Глэдии, о том, что ощущали его руки. Непосредственно – шелковистое прикосновение ее блузки, но под блузкой – хрупкие изящные плечи, стройную спину.

Рискнул бы он поцеловать ее, если бы у него не начали подгибаться ноги? Или это было бы слишком?

Он вдруг слегка всхрапнул и, как всегда, смутился. Заставил себя очнуться и снова думать о Глэдии, До своего отъезда, конечно же… но если он сможет предложить ей что-то вза… Плата за оказанную услу… Он снова всхрапнул и уже не смутился.

Глэдия… А он думал, что никогда больше ее не увидит… а чтобы прикоснуться к ней… тем более, обнять ее… обнять…

Он не заметил, как заснул.

И снова ее обнимал. Но блузки не было… только ее теплая нежная кожа… а его ладонь медленно скользнула по лопатке, по чуть прощупывающимся тонким ребрам…

Все было странно реальным. Пять его чувств подтверждали это. Он ощущал запах ее волос, его губы впивали легкую солоноватость ее кожи… и теперь они не стояли. А легли? Или лежали с самого начала? И куда девался свет?

Он ощущал матрац под собой, одеяло сверху… мрак… а она лежала в его объятиях, и тело ее было совсем обнаженным.

Вздрогнув, он окончательно проснулся.

– Глэдия? – Почти крик… недоверчивый…

– Ш-ш-ш, Элайдж. – Она нежно прижала пальцы к его губам. – Не говори ничего.

С тем же успехом она могла бы попросить, чтобы он остановил ток своей крови.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Ты не понимаешь? – сказала она. – Лежу с тобой в кровати.

– Но почему?

– Потому что я так хочу. – Она прильнула к нему, дернула воротник его пижамы и раскрыла ее.

– Не шевелись, Элайдж. Ты устал, и я не хочу, чтобы ты утомлялся еще больше.

По телу Элайджа прокатилась жаркая волна. Он решил, что больше не будет оберегать Глэдию от нее самой. Он сказал:

– Я не настолько устал, Глэдия…

– Нет, – перебила она. – Отдыхай! Я хочу, чтобы ты отдыхал. Не шевелись.

Ее губы прижались к его губам, словно чтобы не дать ему говорить. Он расслабился и невольно подумал, что подчиняется, что действительно устал и предпочтет предоставить все ей. И со стыдом сообразил, что это как бы его оправдывает («Что мне оставалось? – словно услышал он собственный голос. – Она меня заставила!») Иосафат! Какая подленькая трусость! Как унизительно…

Но и эти мысли исчезли. Откуда-то лилась тихая музыка, воздух заметно потеплел. Одеяло и пижама куда-то подевались. Ее руки обвили его голову, прижали к нежной мягкости.

Словно со стороны он понял, что мягкость эта – ее левая грудь, и губы ему щекочет сосок.

Глэдия тихонько напевала под музыку – радостный баюкающий мотив, который был ему незнаком.

Она легонько покачивалась, поглаживая кончиками пальцев его подбородок и шею. Он растворился в блаженном покое, предоставляя ей делать все, что она захочет. И послушно позволял ей двигать его руки, прижимать их то тут, то там.

Он не помогал ей, а когда отозвался с нарастающим возбуждением и достигнул пика, было это словно против его воли, просто иначе он не мог.