Книга Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

Первый час люди слонялись по магазину в красивых костюмах, пробовали сладости и делали ставки к анонимному аукциону.

Джоани и Крис пришли в образах Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер, которые, по мнению Джоани, в конце должны были остаться вместе.

– Надеюсь, сегодня все хорошенько напьются и на Хеллоуин не вспомнят, что мы уже приходили в этих костюмах, – усмехнулся Крис.

Джоани в шутку толкнула его.

– А ты об этом никому не рассказывай.

Крис пожал плечами и ушел к Малькольму и сценаристу Рэю, нарядившемуся в костюм Шерлока Холмса.

Джоани осталась со мной у входной двери, где я приветствовала прибывающих гостей. Мы не виделись уже несколько недель. С момента премьеры ее пьесы многое изменилось: она побывала на множестве прослушиваний и получила небольшую роль в профессиональном кино. На самом деле я до последнего сомневалась, что она придет на наш праздник, но в то же время Джоани прекрасно понимала, как важен для меня этот вечер. Она бы в любом случае поддержала меня, как и я всегда поддерживала ее, пусть и на расстоянии. Мы наблюдали за женщиной, нарядившейся Эдгаром Алланом По, обнимающейся с другой женщиной в образе Джека Керуака. У столиков притаился Лоракс и поедал тарталетку за тарталеткой, пока не слопал все блюдо. Дороти из Страны Оз болтала с Дороти Паркер.

Джоани окинула взглядом зал.

– Сколько народу пришло.

– Надеюсь, этого будет достаточно, – выдохнула я.

– Ты закончила квест Билли?

– Да.

– И?

– Он привел меня сюда. – Я ждала, что Джоани попросит рассказать обо всем подробнее. Но вместо этого она сжала мою руку.

На сцену вышла Шейла в пышном платье, белой шляпке и с зонтиком в руках. Она оделась Каролиной де Винтер, женщиной с портрета из семейной галереи поместья Мэндерли.

– Или, может, я вторая жена Максимилиана де Винтера, миссис де Винтер, или сама Ребекка. Может, у меня вообще собирательный образ, – рассуждала Шейла. – Слава богу, меня пока что никто не узнал. А то раскроют мои самонадеянные попытки казаться моложе.

Как только Шейла подошла к сцене, все замолкли. Стульев оказалось слишком мало, и люди толпились в помещении, занимая каждый сантиметр «Книг Просперо».

– Хотела бы поделиться с вами отрывком из своего нового романа. Пока не знаю, что выйдет, но меня вдохновило это место. – Шейла прокашлялась и поднесла к глазам лист бумаги. – Люди выставляют старение, как нечто благородное. Из-за неспешного темпа нам предлагают наслаждаться каждым моментом, подобно тому как мы внимаем оперной арии. Мы можем с достоинством и сдержанностью посмотреть в глаза старости, но в повседневной беспощадности пожилых лет мне видится очень мало музыки.

Шейла подробно описывала трудности, с которыми сталкиваются пожилые люди: одышка после определенного количества ступенек, похмелье от одного бокала вина. Она сделала из благородного образа старости нечто более человеческое, и толпа смеялась над ее самокритичной исповедью. Вскоре содержание ее монолога изменилось, и в какой-то момент я поняла, что слушаю эссе о себе. Она поменяла мое имя и не включила в историю Билли и магазин. В эссе рассказывалось о том, каково дружить с человеком на тридцать лет младше себя. Я взглянула на Джоани, и она подмигнула в ответ.

Я окинула взглядом зал, понимая, что люди не догадываются, каким образом этот отрывок связан с «Книгами Просперо».

Малькольм стоял рядом, не убирая руку с моего плеча.

– Ты муза, – прошептал он.

Размышления Шейлы о «Трех сестрах» прервал дверной звонок. В дверях появились мама с папой. Они робко оглядели переполненный зал. Мама переминалась на носочках в розовой рубашке, заправленной в брюки цвета хаки, а папа надел футболку поло в бело-синюю полоску. Они были похожи на родителей из романов Апдайка или Чивера. Заметив меня, мама оживилась и улыбнулась, отчего меня охватило невероятно знакомое чувство – мне захотелось броситься к ней в объятия, захотелось вновь стать ребенком, но слишком много людей перекрывало путь.

Папа жестом показал, что они подойдут, когда Шейла закончит выступление.

В конце монолога Шейла пришла к выводу, что те, кто связывал возраст с состоянием души, – глупцы.

– Вы стары, только если чувствуете себя стариком, говорят они в перерывах между уколами кортизона, с горстью таблеток в руке. Я чувствую себя старой, и я действительно стара. Вы молоды, и я не буду вас за это ненавидеть. Я не буду притворяться, что мечтала бы поменяться с вами местами. – Шейла сняла очки и с благодарностью кивнула аплодирующей публике. – Я все еще работаю над последней частью.

Малькольм запрыгнул на сцену и приступил к аукциону, не переставая пританцовывать и дразнящим тоном играть с публикой.

Начальная цена за ужин с Шейлой составляла пятьдесят долларов.

– Я, оказывается, такая доступная, – усмехнулась Шейла.

Несколько людей предложили ставки, но доктор Ховард переплюнул всех. Он выбежал на сцену, покручивая усы, которые отрастил специально для образа Шекспира. Взявшись с Шейлой за руки, он поднял их вверх в знак победы, предварительно покружив ее, как в вальсе. Толпа сходила с ума.

Люди переходили от компании к компании. Я нашла родителей, все еще стоящих у двери, постепенно приобщающихся к установленному ритму толпы. Мама потягивала красное вино и рассматривала зал. Она указала подбородком на зеленые стены.

– Любимый цвет Эвелин. Чем ярче зеленый, тем лучше.

Я обняла ее так, как она всегда обнимала меня, будто никогда не отпустит.

На вечер были запланированы еще три чтения. В одиннадцать заступали друзья Малькольма. Когда Raw Cow Hide вышли на сцену, на полу уже валялись грязные салфетки, столики тонули в пустых бокалах. Мы с Малькольмом стояли у стены, наблюдая за танцующими. Мои родители покачивались в центре: мама в расправленной блузке и папа в потемневшей от пота футболке. Джоани в танце подошла к маме. Взявшись за руки, они ритмично застучали ногами, будто исполняли чечетку. Малькольм спросил, не хочу ли я потанцевать, и мы вышли в круг к маме, папе, Джоани и Крису. Когда музыка закончилась, мы продолжили двигаться под ритм наших пьяных диалогов в ожидании следующей песни. Музыканты замедлили темп, и зазвучали первые аккорды композиции группы Fleetwood Mac.

– Люблю эту песню.

Мама плавно двигалась, закрыв глаза. На ее лице выступил румянец от духоты и двух бокалов вина. За гитарной партией маминого голоса было не слышно, но я видела, как двигались ее губы, как расслабилось ее лицо, я видела, что она все так же могла раствориться в песне, что жизнь ее все еще не сломала.

Я шепотом поделилась с Малькольмом внезапно поразившей меня идеей, после чего он подбежал к гитаристу. Тот кивнул и продолжил музыкальную интерлюдию.

– Мам? Не хочешь спеть с группой?

Мама открыла глаза и остановилась. Ее лицо сковал ужас, когда она увидела, как солист жестом приглашает ее на сцену. Мы с мамой посмотрели друг на друга. Я думала, что ей будет приятно, что она захочет вновь стать центром внимания, бросить вызов предрассудкам о людях ее возраста, с тем же остервенением, с каким Шейла настаивала на бессмысленности подобных попыток, но она испугалась. Группа прекратила петь, и раздавалось лишь инструментальное сопровождение, которое не могло тянуться вечно.