Книга Рутина - Евгений Алехин

– Эй.

Он слышит меня, но не понимает, что обращаются к нему.

– Да, ты. Слушай. Развяжи меня.

Он застывает. Потом опять продолжает идти в кровать, кажется, еще интенсивнее, кровать как будто чуть-чуть сдвигается.

– Отвяжи меня, – повторяю я. – Зомби? Так тебя зовут?

Когда у него появляется имя, в его глазах включается что-то – первая осмысленность вышедшей на сушу рыбины.

– Развязывай мою ногу.

Руки не слушаются его. Но он пытается, он слушается. Сейчас первая нога будет свободна. В комнату заходит здоровяк, отталкивает человека, укрепляет узел. Обращается ко мне:

– Лежи тихо. А то еще укол вхуярим.

– Какой укол?

– Мясной укол. Хочешь?

– Стой. Ты кто такой?

Здоровяк смеется удивленно, как будто услышал невинную грубость, и говорит:

– Это ты кто такой? Пошел на хуй.

У меня в голове всплывают вопросы один за другим, и я тут же их задаю, вдруг шанса не будет больше:

– Ты меня убил?

– Что? Убил?

– Кто меня убил?

– Болт его знает. Таким прибыл уже, убитым.

– Кто меня выебал?

– Ты че, пацан, ку-ку?

– Кто меня должен выебать?

Здоровяк усмехается:

– Кто захочет, тот и выебет.

Он выходит из комнаты. Меня убил Рома, думаю я. Да, какой-то кинорежиссер Рома. Вспоминаю сильного, эмоционального и счастливого человека с деньгами и мощными творческими амбициями. А потом думаю, нет, этот не мог меня убить, он же неудачник, только снаружи преуспел. Жизнь у него дерьмо и корыто, ему хочется скорее помогать. Или я путаю? Или это он пытался мне помочь? Кажется, я ему не позавидовал бы, психованный ребенок. Был еще кто-то. Стоматолог. Сашок, он был моим другом, наверное, он меня убил? Почему я мертв? Или меня убили в детстве школьники? Был какой-то рыжий парень, Вова Конь. Конопатый обаятельный гад с дефектами речи – он меня подставил и убил. Сигита? Кого я увидел, когда умер. Нет, не она. В кровать опять врезается человек. Он упорно идет и идет в никуда. Я снова начинаю отключаться.

Вдруг вспоминаю имя: Даша, вот как ее звали. Она убила меня, поглотила. Она была ярким, притягательным и страшным светом, в который я стремился попасть, в ней я сгорел и утратил личность. У меня встает хуй, хотя мозг отключается, я распят в этой постели, мне бесконечно плохо, я узник собственного бреда, я горю в жидком огне похоти.

Вместо выходного дня нарисовался Ставрополь. Это первый концерт макулатуры на моей памяти, на котором никто из нас не выпил: ни я, ни Костя. Да еще и ни Эдуард, ни Даша. Мы приехали сразу в место, где должны были петь реп. Это даже был не клуб, а что-то вроде кришнаитского кафе, в котором можно было выпить чая и необходимо было разуваться на входе.

– Да, так себе концерт нас ожидает! – заметил Костя.

Мы все уже очень устали от переездов, но в итоге спели хорошо. Набралось больше пятидесяти человек, хоть город добавился в маршрут спонтанно и у организаторов была всего пара дней на привлечение слушателей. Нам удалось словить странный липкий кураж, выступая в своих уже не белых коротких носках, слегка пахнущих южным переездом. Быстро подписали книги, сфотографировались с желающими и поехали спать на квартиру. У нас с Дашей была отдельная комната, и, когда я вышел из душа и залез к ней в постель, она уже отвернулась к стенке. Я повернул ее к себе, мы поцеловались. Когда я собирался стелить полотенце под нее, она сказала:

– Нет, сегодня не будет.

Я пожал плечами, взял ее руку и засунул себе в трусы. Она дернула головой пару раз и повторила:

– Нет. Я не хочу.

Даша отвернулась и быстро уснула, утомившаяся. Первым порывом было подрочить на нее, спящую, кончить на ее замечательную кожу и размазать все по ней. Но что-то меня останавливало. Немного погладил Дашу, красивую, полюбовался подростковым лицом, послушал сопение. Поцеловал ее в лоб, в щеку. Она нахмурилась во сне. Нежность была сильнее желания ебать. Если я сейчас усну, оставив Дашу в покое, – у нас будет шанс, догадался я. Сейчас эта борьба со своим хуем, которая тянется и тянется долгие годы, казалась мне уродливой карикатурой на человеческую жизнь. Это было проще, чем я думал, просто я не прилагал достаточного количества усилий, мало работал над собой, был рабом тела, не хозяином. Какая я жалкая обезьяна, какой однообразный аттракцион представляет собой мое существование. Я лег и приказал ему: «Лежать!» Наверное, антидепрессант Папы Стиля подействовал. Вскоре я успокоился, вслушался в себя, нащупал какую-то точку равновесия – надежду на нормальные отношения, на уважение к себе и женщине – так эрекция прошла, и я уснул. Во сне обнимал Дашу, уткнувшись лицом в ее волосы. Я взял ее руку и держался за нее. Не помню, спал ли я когда-нибудь с кем-то так же, как с ней. Чувствуя, как ее сны входят в меня, когда она надавливает на мою кисть, как будто сообщая что-то азбукой Морзе: передает тревогу. Кажется, что я чувствую, как ее глаза шевелятся под веками на маленькой голове, как крупные и кривые зубы прикусывают пухлую губу.

То ли временная победа над внутренним животным, то ли таблетки подействовали на меня очень хорошо. Наутро чувствовал прилив вдохновения, какого не бывало со мной никогда. Мы сели в тачку, и, чтобы не надоедать Даше своими чувствами, я начал сочинять сценарий телесериала. Мы с Костей давно думали о том, чтобы попробовать сделать кино, и вот попытались нащупать тему. Я придумывал канву, задавал вопросы, Костя и Эдуард подкидывали сцены, также Костя отвечал за идеологию.

– Если ты хочешь показать настоящую жизнь писателя, надо определиться, кто наши враги.

– Как кто? Естественно, Захар Прилепин и Сергей Шаргунов! – радостно заорал я.

– Это точно, – ответил Костя. – Самозванцы, самопровозглашенные литераторы. Бездарные чуханы.

Дело в том, что недавно у писателя Захара Прилепина вышел какой-то материал, где он мимоходом обосрал веганов. Меня почему-то это дичайше взбесило, наверное, еще в совокупности с тем, что на моей первой книге стояло его имя – на лицевой части поместили его отзыв, что и послужило одной из причин расстаться с издательством «Эксмо». Это понятно, что, если известный писатель пишет на тебя рецензию, надо воспользоваться. Но как можно ставить чужое имя и текст на лицевую часть обложки?! Короче, литераторы, эти «ненастоящие», тупые издатели, глухие редакторы – они и были нашими врагами. Хотелось сделать фильм-историю независимого издательства, редактора и писателя. А вообще мне нравилась идея свести счеты с большим писателем, который случайно пнул веганов. У меня как-то даже была идея позвать Прилепина на «Версус-батл», и я начал писать на него дисс, пока не понял, насколько это глупо. Скорее, это напоминало дисс на самого себя, как, в принципе, любое произведение в данном жанре.